Анатолий Андреев - Это жаркое, жаркое лето...

Виктор откинулся на стуле, наблюдая монотонную жизнь лаборатории. Тихо бормотала в углу Люда-лаборантка. Она всегда приговаривала за работой. "Удивительно, как она может чертить в такую жару? — подумал Виктор. Он не смог бы. Виктор посмотрел на руки — крупные, с набрякшей сетью вен, они лоснились от пота. Только ватман бы испортил..."

Работать не было сил. Воображение само выискивало немногие оставшиеся еще в городе прохладные места. Мысленно Виктор спустился вниз, пересек гулкий вестибюль и мысленно же навалился на тугиe высокие двери. Снаружи была жара до звона в ушах и ослепительные на солнце бетонные ступени.

Солнце было маленьким и неярким на белесом выгоревшем небе. Асфальт податливо проминался под ногами, по тротуару распласталась пятнистая тень акаций.

Он брел прямо по солнцепеку. Жара стягивала лицо, как маска. Как высохшая маска. Как маска фараона... Тысячелетия назад земля так же изнывала от зноя, и все живое пряталось от солнца, а фараон сидел на троне, и два раба опахалами из страусовых перьев перегоняли по залу липкий горячий воздух. Фараон умер от жары, и быстро высохший пот стянул его лицо последней маской...

Виктор обернулся на скрип тормозов. Сзади остановился и распахнул дверцы новенький автобус. Краска на нем переливалась всеми оттенками синего цвета. Повинуясь внезапному импульсу, Виктор вскочил в начавшие сдвигаться двери. Пассажиров было немного, вся солнечная сторона желтела пустыми креслами, и Виктор опустился на раскаленное сиденье. Пахло разогретым пластиком, движением и дорогой. Автобус шел плавно. Он быстро выбежал за город и повернул на узкую прямую линию шоссе.

Солнце теперь падало спереди и сверху, продавливалось сквозь светофильтры в крыше, дробилось на поручнях веселыми синими бликами. Гудение мотора и шелест шин сплетались в непонятную азиатскую песнь. По салону гулял ветерок и было уже не так жарко, особенно если не прислоняться к все еще теплой спинке сиденья.

Бежавший по горизонту лес стал ближе и отчетливее. Пассажиров качнуло вперед, затем вбок, автобус свернул с шоссе и, пробежав тенистой аллейкой, остановился на укатанной гравийной площадке.

Виктор вышел последним. Постоял, обошел вокруг автобуса. Пнул зачем-то передний скат (шофер даже не поднял головы от газеты), повернулся и пошел по жесткой сухой траве.

Деревья скоро стали выше, их кроны — гуще.

Трава росла сплошным ковром, земля становилась мягкой и сырой. Пахло летом и дождем. Впереди уже мелькала меж стволов гладь реки. К воде сбегал крутой откос. Но Виктор не спешил к реке. В этом был свой смысл — не броситься сейчас же в воду, а постоять, посмотреть вниз, подумать и пойти вдоль берега, выбирая место для купания.

Он не спешил. Шаг его был упруг, как была упруга земля под ногами. Сигарета была вкусна, а ветер — прохладен и влажен. Подлесок разросся в чащу. Ветки кустов приходилось отводить руками. Он в очередной раз раздвинул листья и остановился, облитый не колючим и обжигающим, а ласковым и зеленым, отраженным от бесчисленных листочков и травинок, солнечным теплом.

Перед ним лежала небольшая окаймленная кустарником поляна, одним крылом полого спускавшаяся в воду. Широкий плес казался светлым и прохладным даже издали. Стена деревьев там, на другом берегу реки, была темно-зеленая и нарядная.

Он старался не спешить, но разделся в считанные секунды. Еще мгновение спустя он оказался в воде, и тут обнаружил, что не одинок. Чуть в стороне, по пояс в воде, стояла женщина. Ветерок гладил ее плечи, ее влажная кожа золотом отсвечивала в солнечных лучах. Голубые капли не могли удержаться на ней и стекали в реку. А отражение ее было зыбким и неясным, и дрожало и колебалось... И расплывалось в пологой тихой волне...

...И расплывались, покачивались четкие линии чертежа перед глазами, все так же бормотала Люда-лаборантка в углу за шкафом...

Все было по-прежнему. Виктор с трудом освободился от наваждения и придвинул ближе чертеж, чувствуя и бодрость от своего воображаемого путешествия, и нестерпимую после речной прохлады духоту лаборатории.

Назавтра жара повисла над городом прямо с утра. Днем тоже было жарко. Очень жарко. Жарче, чем вчера, если вообще могло быть жарче, чем вчера. До обеда Виктор еще работал. Он пробовал работать и после обеда, но в конце концов понял, что это бесполезно. Упершись взглядом в чертеж, он попытался и не сразу смог вызвать в воображении ту полянку, и изгиб реки, и плывущие в спокойной воде облака...