Анатолий Андреев: Это жаркое, жаркое лето...

Солнце уже заметно склонилось к горизонту. Тонкий аромат трав плыл над землей, сливаясь, но не смешиваясь с прозрачным свежим запахом реки.

Он заметил ее, когда выходил из воды. Она сидела в дальнем углу полянки, и отсюда не понять было, смотрит она на него или нет. Он медленно пошел через лужайку, и капли воды, ставшие на воздухе холодными, быстро сохли, щекоча и стягивая кожу. Солнце мягко гладило спину теплыми лучами, щедро разливалось вокруг. Ближние ветви светились теплым золотым сиянием, лишь в глубине листвы прятался таинственный зеленый полумрак.

Она сидела на залитой этим сиянием траве и смотрела на него без тревоги или удивления. У Виктора похолодело в груди от ее взгляда и от ее лица, и он споткнулся, почувствовав на миг желание повернуть обратно, но не смог или не решился. Он тут же справился с собой, подошел к ней почти спокойно и сел — не очень близко, но и не далеко. Сел как раз на таком расстоянии, на каком нужно садиться, чтобы не показаться слишком самонадеянным и чтобы не выглядеть смешным, разговаривая издали.

Она уткнулась в лежавшую перед ней книгу, а Виктор сидел, лихорадочно искал и не находил какой-то первый вопрос. В голове крутилась лишь глупая фраза о погоде, и он в отчаянии, словно бросаясь в воду, спросил:

— Хорошая сегодня погода, не правда ли?

Спросил и смолк, чувствуя себя совершенно беспомощным, но она подняла голову и улыбнулась, и у него разом отлегло от сердца. Заразившись ее улыбкой, он облегченно расхохотался, пытаясь смехом скрыть смущение. Она тоже рассмеялась, глядя на него. А потом они вновь замолчали, но уже не так, как прежде — лед был сломан. И он вновь заговорил, но уже без усилия.

Да, она часто здесь бывает. Так часто, как только удается — легкая тень пробежала по ее лицу, и он заметил это.

Его зрение вообще вдруг обострилось. Он видел сейчас сотни разных мелочей, которых раньше и не приметил бы, которые сами по себе ничего не значили, но все вместе складывались в единое целое, в картину, которая навсегда останется в памяти и будет оживать по своим, не совсем понятным законам, повинуясь толчку, который могут дать и запах влажной земли, и шероховатая на ощупь скатерть под ладонью, и скрип двери, похожий вдруг на неумолчное пение цикад, пронизывающее весь этот летний день...

Виктор поймал себя на том, что не слушает ее, а смотрит на приоткрытые, чуть обветренные губы, видит нежную линию подбородка, подсвеченный солнцем золотистый пушок на загорелой коже, ее опирающуюся на землю узкую руку и муравья, озабоченно пробирающегося в траве рядом с рукой. Ему стало легко и весело, он вскочил на ноги и протянул ей руку:

— Пойдемте купаться?

Она не приняла руки, но гибким движением поднялась и побежала к кромке впаянного песка. Он отстал и смотрел, как она подбегает к реке. Солнце било в воду, засвечивало Виктору в лицо.У самой воды она приостановилась, обернулась — легкий силуэт, вырезанный в серебряном полотне. Ветром шевелило рябинки на воде, катало по ним маленькие ослепительные солнца. Они дрожали, вразнобой вспыхивая и притухая, и ее фигура казалась размытой по контуру и окруженной теплым сиянием...

— ...Витя, тебя опять в мастерские вызывают. Говорят, на чертежах не те допуски проставлены.

Виктор не сразу понял, чего от него хотят. А поняв, поднялся и нехотя пошел в мастерские.

В мастерских было жарче, чем в лаборатории, пахло машинным маслом и сгоревшей изоляцией. Рубашка у тучного мастера некрасиво прилипла к спине. Чертежи оказались в порядке, чувствовалось, что мастеру просто невмоготу работать. Все это отняло довольно много времени, и рабочий день успел подойти к концу.

На улице висела тонкая пыль и бензиновый перегар. Солнце было оранжевым, как перезревший апельсин. Оно совсем не грело. Дышать было нечем. В общежитии было так же тускло и пыльно. В комнате пахло худосочной городской зеленью и асфальтом. В коридоре все время слышались шаги, за стеной разговаривали. Виктор лег на кровать, как солдат на привале, — не раздеваясь и без сил.

...А на реке солнце малиновым своим краем упруго проминало черту горизонта. Девушка еще была здесь и заметно обрадовалась его появлению. Он молча опустился рядом. Вода без плеска набегала на песок. Воздух на глазах синел. Лезвие горизонта, наконец, справилось с солнцем — располовиненное, оно почти не светило, только бросало снизу на небо отблеск своего потускневшего тела. Закат был багровым. От воды по ногам ползла прохлада. Было бережно и непривычно. Хотелось, чтобы что-то случилось, чтобы нужно было действовать, может быть, спасать ее от чего-то непонятного и враждебного, и Виктор осторожно перевел дыхание, расслабив непроизвольно напрягшиеся мышцы.