Анатолий Андреев: Это жаркое, жаркое лето...

Гулко ухает на заводе паровой молот. Днем его не слышно, а ночью во всем городе вздрагивают окна от его тяжелого дыхания. Ночью оглушительно шелестит вода в трубах. Город весь пронизан трубами — трубами водопровода, трубами отопления, трубами канализации и газопровода. По своим трубам-проводам течет электричество. Течет с шумом, но услышать этот шум можно лишь ночью.

Виктор только что проснулся. Было темно. Где-то очень высоко пронзительно сверлил ночное небо запоздалый самолет. Низко гудели от собственной тяжести стены дома. Знакомо угадывались предметы в комнате. Полумрак был насыщен запахами. Они жили своей особой жизнью, приходили и уходили, как слепок с жизни вокруг. Пахло ночью и бензином с улицы. С первого этажа, из флакона с неплотной пробкой, пришел запах рижских духов. Нежным запахом тепла и молока пахли младенцы в окрестных домах.

На потолок ложились огни. Каждый огонек из окна не смешивался с другими и отдельно дрожал на зыбком потолке.

Виктор смотрел на них невидящими глазами и никак не мог вызвать в памяти ее лицо. Он помнил все — солнце, зелень и парной запах земли. Ускользало лишь ее лицо. Больше того, Виктор сообразил, что и раньше он не мог его припомнить. Ее руки, губы, голос — все было с ним. Он видел ее фигуру, стройную и чуть тяжеловатую — не сложением, а законченностью форм, их безупречной женственностью... А лица ее он вспомнить не мог.

Ему стало жутковато в ночи. Он встал, не зажигая света,прошел к окну, закурил. Как звезды, перемигивались городские огни. Мигающие в беспокойной тишине, они тоже были тревожными, и их тревога неожиданно подействовала на Виктора успокаивающе. Он докурил, постоял еще немного, быстро лег и сразу уснул.

Лето кончалось. Зной схлынул, и все оживилось вокруг. Кому-то пришла в голову счастливая мысль — устроить вылазку за город. Идею дружно поддержали. Как всегда, когда долго и заранее не готовятся, все получилось на славу.

В лесу уже густо пахло осенью. Река отдавала синей сталью и первыми заморозками. Солнце было прозрачным. Разложили костерок — его светлые, с дымком кудри также были прозрачными.

Перекусили, чем бог послал. Послал он немного, но все были веселы, не от вина, его тоже было немного, а оттого, что все так сразу, не сговариваясь, решили ехать, и вот уже здесь — у костра, у реки, под глубоким синим небом с ослепительными крахмальными облаками, и все так хорошо и прекрасно...

По земле подкрадывался вечер. Тени деревьев протянулись по полянке. Маленький потрескивающий костер стал желтым, теплым и уютным. Все собрались вокруг огня. Люда сидела, подтянув колени к подбородку. В ее глазах мерцали и вытягивались вверх язычки пламени. Угли в глубине костра были алыми и прозрачными. Они бесшумно трескались и разваливались на части. Над ними плясали, пытаясь оторваться и взлететь, тонкие плотные лепестки огня.

Люда вдруг гибко, без помощи рук, встала, повернулась, задержавшись на миг в свете костра. Ее фигурка, охваченная тренировочным костюмом, казалась отлитой из металла. К ней ничего нельзя было прибавить, от нее ничего нельзя было отнять. От этого она казалась крупнее, чем есть. В следующее мгновение статуя ожила — Люда сделала шаг, опустилась на траву, чуть подальше от костра, и снова замерла, глядя то ли в огонь, то ли на Виктора, то ли на что-то за его спиной.

Виктору стало тревожно. Он огляделся. Сумерки штриховали все вокруг серой тушью. Ему показалось, что он слышит тонкий жалобный лепет воды на песке. Хрупкое ощущение узнавания появилось в нем. Он задержал дыхание, чтоб не спугнуть его. Волна грусти медленно поднялась и отошла, смыв все чувства и оставив лишь холодное и ясное ощущение утраты.

Обратно все ехали молча. Виктор сидел, прикрыв глаза и опустив руки в карманы куртки. В руке был зажат колючий — языки огня над все горящими и никак не сгорающими поленьями — значок. Виктор сжал кулак сильнее, и значок врезался в ладонь. Он нужен ему, чтобы не считать все случившееся сном. Виктор понимал, что объяснить его видения по-иному невозможно, но твердо был уверен, что это не сон. Почвы для уверенности у него не было — лишь собственная убежденность да этот вот значок, и он опять повертел его в пальцах, не вынимая из кармана, и вновь зажал в кулаке.

Назавтра был выходной — веселый солнечный день. Виктор вышел из дому и бесцельно брел по улицам, стараясь не наступать на трепетавшие в тени на тротуарах солнечные зайчики. Ноги сами привели его к институту, и он негромко рассмеялся этому. Вокруг было пустынно, лишь впереди виднелась женская фигурка. Женщина шла медленно, и Виктор почувствовал знакомое по своим волшебным снам волнение, узнав эту походку и стройную длинноногую фигуру. Он подошел ближе. Это была Люда. Волнение его не ушло, лишь превратилось в приподнятое, безоблачное настроение, при котором все удается, все кажется легко и просто.