Лев Воробьёв - Перед жарким летом

— Вы читали, — спросил Косырев, — это?

— Что вы, что вы! — Нетупский поднял ладони повыше. — Только имя на верхнем конверте. Не знаю и от кого.

Знает.

— Кто выкрал?

— Она, кто же. Мария-Луиза. Вчера с ужасом наткнулся в сейфе. Она, конечно, и анонимку отстукала. Воспользовалась моей болезнью и — на свободе. Она, Мария-Луиза.

Нетупский повторил институтское прозвище своей секретарши со сладострастием самобичевания. Перед спрятанным бешенством Косырева сдернул очки. В глазах его, как в янтаре, сверкнули острые трещины, он опустил их. Дохнул и протер замшей одно и другое стекло. Давал время переварить; его сдержанности, как и всегда, можно было позавидовать. Опасный человек. Черт бы их вместе с Марией-Луизой побрал, разберись поди. Нетупский надел очки.

— Что собираетесь предпринять, Олег Викторович?

— В каком смысле?

— Ну, — как вы ее назвали, — с Марией-Луизой?

Ведь она нужна тебе, думал Косырев, и очень. Между ресничками Нетупский остро вгляделся и, отсекая, взмахнул короткопалой рукой.

— Гнать, конечно. Был введен в заблуждение исполнительностью. Ведь мы не будем копаться? Тогда беру на себя — уйдет миром.

Обозлила и его — бросила тень. Косырев опустил связку писем на колени, последний об этом вопрос:

— Но, Олег Викторович... Вам первому показали тот документ. А вы мне почему-то ни слова.

Нетупский вжал камешек подбородка в шею. Полные щеки надулись, покачал головой.

— А как поступили бы вы? Если вам — доверительно, по секрету? Повторяю: сразу и решительно отверг содержание. Наотрез.

Это он верно, это правда. Но с какой интонацией отвергал-то? Имеет значение. Нетупский выждал. Осторожно, чуть раньше чем надо спросил:

— Могу ли считать, что с этим покончено?

— Да,— сказал Косырев почти твердо.

Нетупский обрадовался так неприметно, что если бы не постоянное внимание Косырева, то и не заметить. Губы и полные щеки чуть дрогнули, выдохнул воздух. Защелкнул портфель.

Вот и все. Но Косырев не успел подняться, как Нетупскнй снова заговорил, несколько другим тоном, потверже:

— В таком случае и у меня есть претензии. Исходя из ложной версии, — вы ведь подозревали, — вы стали подыскивать мне место. Не объяснившись, ничего не сказав. Разве так поступают?

Версия родилась позднее, но, г-м-м, подумал Косырев, ай-я-яй, Евгений Порфирьевич. Или Нетупский косвенно догадался?

— Теперь исключаю, — сказал Косырев. — Полностью.

Нетупский энергично размялся. Поправил очки, руки легли на стол. Косырев удачно миновал вопрос, не сказав, что именно он так категорически исключает.

— Наше время — время предельных темпов, — Нетупский говорил с довольством и некоторой наставительностью. — И надо уметь быстро менять точку зрения. А то что же получается? Слухи идут все шире. А я точно такая жертва, как и вы. Почему, например, вам не пришло в голову немаловажное соображение, что в нашем кругу не принято действовать подобным образом? Не тот, Анатолий Калинникович, уровень. И получилось нехорошо, крайне несправедливо.

На красноватом его лице установилось выражение: хоть и понятно, что от горячности, от нетерпимости ко лжи, — нельзя компрометировать невиновного. Однако умеет нудить, и при чем здесь Косырев.

— Вверху говорят — вы оба достойные люди. Как же дальше? Боятся конфликта, склок, требуют разрядить обстановку. Я обещал, и теперь принципиально важно, как отнесетесь вы...

Нетупский говорил убеждающе. В тоге миротворца, сохраняя преимущества инициативы и благородства — ведь продиктовали лояльность и дружелюбие вернуть письма? — он и сам не заметил, как естественно встал на одну доску, второй фигурой рядом с Косыревым. Ничего себе. Оказывается, все зависело только от шефа, от его проницательности, от реального понимания. Зачем ссориться, если работать вместе? Пресечем слухи, и все по-прежнему. Даже лучше. Модус вивенди по-латыни, а по-нашему, по-простому, по-русскому (однажды Нетупский так и сказал: по-русскому, а не по-русски) — давай жить другому. Косырев — большой ученый, ему карты в руки, но и Нетупский — незаурядный организатор. Все разумные указания шефа будут исполняться беспрекословно. А потом... Потом есть потом. Сейчас надо на мировую, другого выхода нет. Достойного выхода.

Неужели? Косырев посмотрел в окно, на красные плывущие огоньки. Нет, уходить Нетупский не собирается. А в такой момент тем более: немедленно свяжут со слухами — потому и ушел. Не вы, товарищ Косырев, назначали его.