Олег Слободчиков - Сын леса

— Как знаешь, — протянул руку Алексей. — Хоп! Работы у меня много.

Алик поправил козырек «афганки», съехавшей к уху, подхватил дубину, оставленную возле крыльца. Обходя загон, чуть не столкнулся со Светланой.

Только тут вспомнил, что забыл попрощаться. Глаза молодой женщины были красны, и голос дрожал от слез.

— Алик, ты не думай про нас плохо! — сказала она, потупившись.

— Мне не за что на вас обижаться, — улыбнулся он, посмотрел на нее насмешливо и настороженно.

— Думаешь, мы специально тебе Аню подставили… Ну, из-за того, что все с мужьями, а она одна, — торопливо заговорила Светлана, поправляя платок на голове, глядя в сторону… — Честное слово, она очень хотела тебя полюбить. Уж я-то знаю. И мы надеялись, что через тебя она избавится от бывшего мужа, перестанет колоться… Не вышло, — Светлана опять всхлипнула и ткнулась лбом в плечо чикиндиста: — Ты уж прости нас, что так получилось!

— Что ты, — смущенно оглядываясь по сторонам, пробормотал Алик. — Я сам во всем виноват — влез не в свое дело и только напортил.

— Заходи к нам, — Светлана смахнула слезы и протянула пакет с теплыми шаньгами. — Возьми, перекусишь в дороге.

Алик повертел в руках пакет, кивнул и сказал:

— Ты так косынку не повязывай — казахи уважать перестанут. И вообще — если хотите жить здесь долго — старайтесь на них поменьше походить.

Стемнело. Еще в сумерках выкатилась из-за хребта огромная яркая луна, поплыла над ущельем. Шумела вода в реке, шелестела сухая трава под ногами.

Тропа была хорошо видна в призрачном таинственном свете. Струилась сверху прохлада. В привычном движении воздуха появился запах снега и зимы.

«Надо бы стены законопатить», — подумал Алик, присаживаясь возле журчащего в темноте ручейка. Представились в ночи колючая проволока, холодная затхлость казармы и Аннушка.

Кустарник вдоль ручья бросал на золотящуюся землю длинные, шевелящиеся на ветру тени. Алик вдохнул: казалось бы, колонисты за дурака держали, морочили всякими бреднями, в которые сами не верили, устраивали за его спиной темные делишки — разве не вправе он считать себя обиженным? Все, что случилось — справедливо. Но, отчего так пакостно на душе? Отчего Лешка так жалок, хоть и пыжится из всех сил показать себя хозяином? И Байсаур как-то осиротел, опростился. И ему представилось вдруг, что живут они, он и колонисты, одной деревней, каждый в своем доме, каждый сам по себе и все вместе. Живут и свято и грешно, и любя и ссорясь, но зная одно, они — свои. И что бы там ни было: радость и нужда — они друг другу помогут.

Алик даже хохотнул, представив Татьяну безалаберной многодетной матерью, черноглазого Тимоху — деревенским забулдыгой, а себя полюбовником его жены — Анюты. «Эх, туфта все это! — поднялся, тряхнул головой. — Траву резать надо!»

Пропадали драгоценные солнечные дни. Утром он хотел пойти на склон, но, осмотрев в бинокль Башню, раздумал: показалось ему, что из-под карниза, под которым был вход в лебедочную камеру, курился дымок. Вдруг кто-нибудь там остался? «За день обернусь», — решил Алик и стал собираться.

Он даже не пытался подняться вверх по кулуару, где колонисты натягивали трос: отправился кружным путем через грибные места, которыми в этом году так и не воспользовался. Кое-где среди деревьев, на желтой траве уже белели хрупкие корочки снега.

Еще издали Башня показалась нежилой: основание скалы было припорошено белой крупкой, чаша водохранилища затянулась ледком. Не было даже будки от электростанции — вместо нее квадратная яма с обвалившимися краями. Алик шагнул в скальную трещину прохода, и в чистом альпийском воздухе почувствовал запах дыма, дух брошенного жилья. Он едва не споткнулся о пустоту в скале: небо над головой, изрытая площадка под ногами. Скальные стены с пятнами копоти. Черный провал бывшего камина. Проем в стене, на месте лебедочной камеры, был завешан пологом палатки. Алик приподнял ее край. Кто-то шевельнулся в полутьме.

— Заходи, террорист! — раздался простуженный голос Виктора.

Алик, пригнувшись, шагнул в полумрак. Посередине грота стояла круглая жестяная печка, какими пользуются чабаны на летовках. В углу, на спальном мешке, сидел бывший его компаньон. К скале был прислонен знакомый дробовик.

В сухом месте на скале висела квадратная кожаная сумка с фотоаппаратами.

Посреди этой норы рядом с печуркой лежал бывший Ярило с отпиленным божественным достоинством, с изрубленной головой.