Даниэль Шпек - Bella Германия

– Немцы, говоришь? Разве твой учитель не рассказывал тебе, кто изобрел телеграф? Маркони – слышал такую фамилию? И что твой Гитлер делал бы без телеграфа, а? Пускал почтовых голубей?

– Учил бы ты лучше немецкий, папа.

– Вот бездельник… Когда мне, если я вкалываю на рынке в две смены?

Джульетта замерла от страха: в воздухе запахло грозой.

– Они высадились на Луне! – закричал Винченцо. – А ты все возишься со своим погрузчиком. Неужели не надоело?

– Но я делаю это ради тебя! – завопил Энцо. – Ни пфеннига не заработал, а уже рот на отца разеваешь.

Энцо встал, чтобы налить себе пива. Он понимал, что сыну давно не о чем с ним разговаривать, и стыдился своего невежества. Джульетта поспешила на помощь мужу:

– А ты, что ты хочешь сделать из своей жизни?

Винченцо молчал. Что бы он ни ответил, было бы только хуже.

Но именно Винченцо нашел отцу работу получше. По дороге в Швабинг ему довелось проезжать мимо новой строительной площадки. Здесь возводили очередную станцию метро – Мюнхен готовился к Олимпийским играм. Требовались рабочие, крепкие парни, не боящиеся испачкать руки. Винченцо проводил отца до самой конторы управления и даже поработал переводчиком. Энцо выложил на стол свидетельство мастера из «ИЗО», но нанимателя больше впечатлили широкие плечи соискателя, нежели итальянские бумажки.

Так или иначе, спустя четверть часа Энцо имел на руках новый трудовой контракт. Здесь платили куда лучше, чем на рынке. Полагались хорошие надбавки за риск для здоровья и жизни, а также за ночные смены. Знания немецкого языка не требовалось. Интернациональные бригады гастарбайтеров сутками напролет надрывались в туннелях под мюнхенскими домами и улицами. Объект требовалось сдать к летним Олимпийским играм 1972 года. Энцо гордился новой работой. Строить, создавать что-то своими руками – это совсем не то что переставлять ящики с места на место. Но на такую роскошь, как курсы немецкого языка, у него не оставалось ни времени, ни сил. А чтобы заслужить уважение коллег, было достаточно одних крепких кулаков.

Джульетта чувствовала: что-то назревает. За ужином Энцо в рубахе, покрытой уже неотстирываемыми разводами от пота, поглощал pasta e fagioli [115] «Паста с фасолью» ( ит. ), традиционный итальянский суп. . На другом конце стола Винченцо, не отрываясь от еды, учил наизусть «Лесного царя».

В вечерних новостях показывали, как одиннадцатая платформа Центрального мюнхенского вокзала за какую-нибудь пару часов превратилась в концертную площадку. Кого здесь только не было – политики и дипломаты, представители федерального министерства труда и музыканты. Встречали молодого турка по имени Исмаил, прибывшего специальным поездом из Стамбула. Ни о чем не подозревающий виновник торжества прямо из вагона шагнул под лучи софитов и в объятия министра, вручившего ему телевизор.

Только потом Исмаил узнал, что он миллионный гастарбайтер. На самом деле все обстояло не совсем так. Миллионным был один португалец, который прибыл в Кёльн в 1964 году, за что и получил в подарок мопед. Но Кёльн не Мюнхен, а рабочих рук по-прежнему не хватало везде. Поэтому политики и решили назначить нового «миллионера». Исмаил стал «миллионным гастарбайтером» из южноевропейского региона, куда простоты ради определили не только Турцию, но и Тунис. Теперь эти две страны числились первыми поставщиками рабочей силы на немецкий рынок.

Министр произнес долгую речь, в которой пригласил в Германию новых гастарбайтеров и отметил как особую заслугу иностранных рабочих высокие показатели экономического роста, позволившие обеспечить немецким пенсионерам достойную старость.

Перепуганный Исмаил таращился в камеру, не понимая ни слова. Ни один из выступавших ни разу не помянул, что и «миллионера», в свой черед, не церемонясь, выпроводят домой, невзирая на заслуги перед немецкой экономикой. И проводы будут далеко не такими торжественными, как встреча.

Пока Энцо вкалывал под землей, Гримм устроил Винченцо в Луизианскую гимназию. Джульетта тоже отправилась с ними, нарядившись в лучшее платье. Директор гимназии, старый друг Гримма, пожал руку новому ученику. Винченцо даже не заставили сдавать вступительные экзамены. Хотя он и настаивал, желая продемонстрировать знания. Вместо этого директор поведал гостям о своей любви к Риму. Винченцо уже понял, что чудесные перемены в жизни, по крайней мере отчасти, объясняются его происхождением. При этом он по-прежнему не догадывался, кому на самом деле обязан такой удачей.