Юрий Коваль - Избранные произведения в одном томе

Сэр Суер-Выер мрачно прошёлся по палубе.

— Все по вахтам! — приказал он.

Грознее тучи ходил капитан, и я не знаю, чем бы кончилось дело с этим крюком, если б вперёдсмотрящий Ящиков не крикнул вдруг:

— Земля!

Две крутобёдрых скалы выросли вдруг перед нами из кромешных пучин.

Валунный перешеек объединял их в одно целое, но волны, набегая, то и дело разъединяли их. То соединят, то разъединят, то соединят, то разъединят…

— Какой-то остров соединений и разъединений, — хмыкнул Хренов. — Всё это напоминает мне простую коно…

— Хватит, Хренов, — резко прервал капитан. — Никого не интересует, что это вам напоминает. А если потомкам будет любопытно, что именно мичман Хренов называет «простой коно…», пусть сами догадываются.

Пристать к этому острову, состоящему из двух скал, было невозможно. Разбиваясь о каменные подошвы, волны рокотали как-то особенно, и казалось, что они толкуют о чём-то, бормочут и разговаривают.

Наш корабельный священник Фалл Фаллыч, которого матросы по простоте душевной называли чаще Пал Палычем, умилённо вслушивался в смысл гортанной морской речи.

— Вот-вот запоют, родимые, — шептал он, — ангельские песни… Капитан, вы столько понаоткрывали островов, а я всё в кают-часовне, из кают-часовни в кель-каюту, разрешите и мне открыть вот этот остров и дать ему название.

— Вообще-то, батюшка, — сказал капитан, — ваше возникновение несколько неожиданно. Мы даже и не подозревали, что вы на борту. Но раз уж вы возникли — открывайте, мы не возражаем. Но назвать остров пока трудно. Мы не знаем, кто на нём живёт и что вообще здесь происходит.

— Это не важно! — сказал Фалл Фаллыч. — Я по наитию!

— Валяйте, батя, — сказал капитан.

— Это очень просто, — сказал Фалл Фаллыч. — Назовём его ОСТРОВ РАЗГОВОРА ДВУХ РАВНОАПОСТОЛЬНЫХ БРАТЬЕВ С НЕБОМ.

— Шикарно, — сказал капитан. — Тонко и умно, но не длинновато ли? И где вы видите равноапостольных братьев?

— Да вот они, две эти вечные скалы. Они и объясняются с Небом посредством бурления вод, рокота пенных волн, пения звонкой гальки.

— И вы уверены, что они разговаривают с Небом? А может, между собой?

Фалл Палыч прислушался, вытянув шею к равноапостольным скалам.

— Они толкуют о любви и вере, — сказал он, — о страсти и грехе. В их речах звучит очень много философских размышлений. Да, они говорят между собой, но Небо их слышит!

— Назовите просто: ОСТРОВ РАЗГОВОР.

— А насчёт равноапостольных братьев?

— Опустите, батюшка, от греха, да и не поймёшь, кто тут из них Кирилл, кто Мефодий.

— Разговор, — сморщил носик Пал Фаллыч. — Фю, фю… Диалог! Вот слово! Где мой жезл?

Длиннющий жезл с вострым наконечником и набалдашником, украшенный золотом и каменьями — слава Богу, не крюк! — быстро нашёлся и с поклоном был подан служителю культа.

Надо сказать, что к этому торжественному моменту на палубе собралась вся команда. Все с интересом ожидали, как наш поп станет нарекать и открывать остров.

— Слушай меня, о Остров! — сказал Фалл Фаллыч и возложил с борта на берег свой могучий жезл. — Нарекаю тебя: ОСТРОВ ДИАЛОГ. А вы, о Скалы, говорите между собой о вере и страсти, о добропорядочности и о вечном блаженстве, о высокой нра…

— Хорош, — прервал священника капитан. — Хватит, батя, нарекли — и достаточно, и закончим на высокой нра… и пускай потомки думают, что это такое. Название «Остров диалог», конечно, никуда не годится, и мне придётся из всей вашей речи вычленить действительно сильное название. Итак, этот остров называется — ОСТРОВ ВЫСОКОЙ НРА…

Между тем на левой скале что-то заскрипело, открылась дверь из пещеры, и на свет Божий вышел человек в брюках с карманами и в пиджаке без карман.

Он стал потягиваться,

крякать,

зевать,

протирать очи,

икать, чесаться по всему телу и в затылке,

хлопать себя по лбу, ковырять в носу,

хвататься за сердце с криком: «Корвалолу!», сморкаться,

чихать,

пердеть так, что с гор срывались камни, и выделывать разные прочие номера и коленца.

Мы только надеялись, что он не заблюёть, но он вполне скромно поссал в пролив.

Короче, человек этот не был похож на равноапостольного брата, потому что явно был с похмелья. Даже с борта нашего фрегата чувствовался могучий запах прерванного сном богатырского перегара.