Марат Баскин - Сверчок за печкой

— Не говори глупостей, — сказал я и добавил, погрозив ей пальцем, — скорей ты меня бросишь, чем я тебя.

— Не дождешься! — сказала она и прижалась ко мне.

Роза сказала, что поговорит с моим начальством об отпуске, и я выехал утренним поездом на Москву, с билетами помог тесть, а потом от Москвы еще с двумя пересадками добирался до маленького поселка в Курской области, где Настя работала врачом в местной поликлинике.

— Чуть-чуть опоздали, — сказал главврач, маленький сухонький старичок, чем-то напоминающий гнома из детских сказок, — вчера Настасью Ивановну перевезли в областную больницу. Хотя, я бы это не делал. Ей уже ничем не помочь, а уходить в иной мир лучше в родных стенах. Но она не хочет, что бы это было на глазах дочки. Вы Философ?

— Да, — сказал я.

— Она меня предупреждала о вас! Она очень вас ждала. У нас сегодня санитарный самолет, с области. Я могу поговорить, что бы вас взяли. Может, успеете повидаться. Мы ее все очень любили, — сказал он почему-то в прошедшем времени.

— А Таня где? — спросил я.

— О девочке не беспокойтесь. Она у подруги Настасьи Ивановны пока. У нашего прокурора. У нас прокурор женщина. Строгая, строгая! Я бы вас чаем с медком угостил бы, но самолет через час улетает. Наш шофер вас довезет до аэродрома. Надеюсь, еще увидимся.

— Увидимся, — пообещал я.

Я застал ее еще живой. И первые слова ее были:

— А вы на Лешу похожи. Я боялась, что вы не откликнетесь. Спасибо вам! Не послушалась я Лёшу. Неудобно было, как-то самой, в жены напрашиваться. Не заведено это у нас. Решила сама оставшуюся жизнь прожить. Переехала в этот поселок. И вот теперь Лешка к себе зовет. Не хочу я, что б Таня, как мы с Лешей, воспитывалась в детдоме. Не хочу! Не хочу! — тихо, едва слышно, сказала она и замолчала, с надеждой глядя на меня.

У нее уже не было сил уговаривать меня. Но ее глаза молили. Они ждали моего ответа. И я сказал:

— Я заберу Таню. Она будет мне дочкой.

— Спасибо, — сказала она, — спасибо…. Таня знает про вас. Скажите, что вы — Философ! И она вас узнает…. Вера Анатольевна поможет оформить все документы, — ее глаза стали влажными, и слезинки поползли по щекам. Она попыталась рукой вытереть их, но рука не послушалась и только вздрогнула, приподнявшись над одеялом. — Спасибо, — еще раз прошептали ее губы.

Вечером ее не стало.

Ночным автобусом я вернулся в местечко. Водитель автобуса, двигаясь по поселку, объявлял известные местным остановки:

— Почта, райком, магазин, больница.

Возле больницы я вышел. И почему-то решил не искать гостиницы, а зайти туда. На удивление мне, главврач все еще был на месте. Я рассказал ему все. А потом он повел меня к себе ночевать. Был он старым холостяком, жил в пристройке к больнице. Почти всю ночь мы сидели с ним, и пили медицинский спирт, чуть-чуть разведенный водой, закусывали луком, обильно посыпая его солью и запивали сырыми яйцами, которые ему привез брат из ближайшей деревни. И говорили.

— Хорошая женщина была. И умная, и красивая. В одном человеке — это редко совмещается. Вот Вера Анатольевна у нас — умная баба! Прокурор! Пока ушами видишь — хороша! А как глазами увидишь — испугаешься. Правда, муж у нее такой же. Но председатель нашего поселкового совета. Такова жизнь, как любят говорить умные люди….

— Такова, — согласился я.

— Когда Настасья Ивановна к нам приехала, я на ее глаз положил, — вернулся к прежнему разговору доктор, — даже согласен был на холостяцкую жизнь крест положить. Но не вышло. Правда. Наверное, возрастом не подошел. Но она даже нашему красавцу Рентгенологу от ворот поворот дала. А все женщины у нас по нем млеют. Она вообще ни с кем. Все своего Лешу вспоминала. Он и в правду, красавец был? — спросил он, с любопытством поглядев на меня.

Я пожал плечами, и почему-то вспомнил Канта:

— Моральные принципы независимы от моральных доводов, красота вещь относительная, — сказал я, — если ты кого-то любишь, он для тебя красив.

— И вправду, ты философ, — заметил главврач. — Это придает мне надежду, что и я для кого-то Муслим Магомаев.

— Для кого-то, — согласился я.

— А ты женат? — доктор с хитринкой посмотрел на меня.

— Да, — сказал я.

— А дети у тебя есть?

— Есть.

— А жена твоя не будет против того, что ты удочеришь Таню? Ты с ней обговорил это дело?

— Обговорил, — первый раз в жизни соврал я.

Сказал я это, как-то неуверенно, и доктор заметил это.

— Смотри, а то жены очень щепетильны в этом вопросе. Будет всю жизнь думать, что дитя от любовницы! Вот если бы жена тебе привезла дитя неизвестно от кого, ты бы сразу подумал, что от любовника? Или нет?