Марат Баскин - Яблоки

Такого большого сада, как у Нёмы в Краснополье ни у кого не было. Ибо он весь огород превратил в сад. Сад состоял из яблочных деревьев: житники, белый налив, антоновки, пилиповки, семеренки, штрейфлинги…. И летние сорта, и зимние. Дом его, маленький и наклонившийся на бок, выходил к улице, а весь огород располагался вдоль переулка. Переулки в Краснополье были маленькими, узкими, чаще всего это было просто дорога для проезда между двумя огородами. Иногда в переулке стояли два-три дома, но тогда огородами они выходили на улицу, ибо главное в местечке было не красота дома, а наличие большого огорода. На две трети огороды были отданы картошке, и только поближе к дому были гряды с овощами. У некоторых ближе к дому росли одно-два плодовых дерева. Кусты картошки были высокие, кустистые и служили нам, местным ребятишкам, местом для игры в прятки или жмурки, как мы называли эту игру. В один из переулков выходил и Нёмин сад. Но там прятаться никто не решался. Ибо все знали, что Нёма ни днем, ни ночью не спит, а сторожит свой сад. И поэтому лучше его сад обходить стороной.

Жил Нёма один, бобылем. Сколько лет ему никто в местечке не знал. И даже паспортистка говорила, что выдавая ему паспорт, год рождения записала со слов, ибо никаких документов у него не было. Был он немножко не в себя, с причудами, как говорила бабушка, но сумасшедшим его никто в Краснополье не считал. В его хозяйстве, кроме сада, была коза, которая бродила по саду вместо собаки. Козу звали Маня. И добрее Мани не существовало козы. Когда она выходила в сад, то всегда подходила к частоколу, окружавшему сад, и замирала, с любопытством поглядывая на идущих по переулку людей. Кстати, и Нёма, несмотря на то, что никого не пускал в свой сад, был добрым. Как только поспевал очередной сорт яблок, он выкатывал со двора бочонок, ставил его возле скамейки и наполнял его доверху яблоками. Сам садился на скамейку и угощал яблоками всех проходивших мимо. Так продолжалось два дня. Потом он принимался за свою главную работу, как говорили все в местечке: он делал из фанеры ящики, складывал в них яблоки, перекладывая их соломой, делал в ящиках по бокам дырки для проветривания, и нес их на почту. Все посылки с яблоками он отправлял по одному адресу в село Советское, в Саратовскую область.

— И сколько можно одному и тому же человеку посылать яблок? — удивлялась его посылкам, почтовая приемщица тетя Катя. — Лучше бы здесь продавал, и копейку, какую заработал. А то шлешь, шлешь, конца края нет!

— Я яблоки не продаю, — обиженно говорил Нёма, — если бы не надо было отсылать, я бы здесь все роздал бесплатно.

— И кому ты все их шлешь? — допытывалась тетя Катя.

— Ты же видишь на посылке адрес и фамилию, — удивлялся ее не понятию Нёма.

— Вижу, — соглашалась тетя Катя, — грамотная! Но мне интересно, что это за человек, которому ты все яблоки со своего сада пересылаешь. Что он с ними делает?

— Ест, — не вдаваясь в подробности, всегда отвечал Нёма, и что бы ни задавали ему больше вопросов на эту тему, добавлял: — Он большой любитель яблок!

И больше от Нёмы ей ничего не удавалось узнать. Отправлял посылки Нёма, пока на деревьях не оставалось ни одного яблока. И так продолжалась из года в год. Все в местечке знали это придурь Нёмы, привыкли к ней. Первое время все пытались узнать об адресате его посылок, хоть что-то. Но потом прекратили это дело, ибо поняли, что у Нёмы толку не добиться.

И вдруг посылки стали возвращаться назад, с припиской почты о не нахождении адресата. Нёма молча, забирал посылки, и сосредоточенно думая о чем-то своем, перечитывал бумажку почты. Когда вернулась четвертая посылка, он спросил у тети Кати, почему возвращаются посылки.

— По указанному адресу не проживает получатель, — объяснила она.

— А где он? — спросил Нёма.

— Может, переехал куда, а может… — не докончив своего ответа, вздохнула печально тетя Катя.

— А ты можешь написать туда и спросить? — попросил Нёма, и добавил: — Мне очень надо знать.

Тетя Катя подумала и сказала:

— Могу. Только мне надо знать, кто он.

— Я там был в эвакуации, с мамой. Мне было семь лет, — вздохнул Нёма, и огромные слезы выкатились из его глаз и медленно поползли по щекам. Он вытер их шапкой, грустно посмотрел на тетю Катю, и продолжил свой рассказ: — Кроме эвакуированных, там было немножко местных евреев: в основном, женщины и дети. Во всех мужья были в армии. И трое мужчин было: пару стариков, старых-старых, и средних лет мужчина, как я сейчас.