Марат Баскин: Сверчок за печкой

Мама каждый день напоминала мне, что надо позвонить Розочке. Я сам понимал, что надо дать ответ. Но надеялся на какое-то чудо, и ответ придет сам собой. И не звонил. И тогда она позвонила сама. Мама подняла трубку и хотела сразу передать мне, но Роза сначала довольно долго говорила с ней и только потом попросила позвать меня. Я взял трубку и услышал всего два слова:

— Да или нет?

— Да, — ответил я и, как-то машинально положил руку на рычажок телефона, отключив разговор.

— Что так быстро? — удивилась мама.

— Случайно отключил, — признался я.

— Шлеймазул, — сказала мама и успокаивающе добавила, — подожди, сейчас она перезвонит.

Но она не перезвонила в тот день. И я подумал, что это судьба. И моя история со свадьбой закончилась. Мне как-то на душе стало легче. И, главное, не я принял решение, а судьба. В эту ночь я спал спокойно, но утром, проснувшись, услышал цоканье сверчка. Хотел с ним поговорить, но он уклонился от разговора, хотя цоканье не прекратил. И выцокивал он фрейлахс, еврейский свадебный танец. А вечером позвонила Роза и сказала, что договорилась насчет ЗАГСа и ресторана. Ресторан напротив их дома, возле кинотеатра.

Свадьба была хорошая. И в меню была моя любимая мочанка. И не было цимеса. Но мне все равно казалось, что среди гостей сидит отец Розиного ребенка. Я хотел спросить об этом Розу. И я думаю, она ответила бы мне честно, Но я не спросил.

После свадьбы переехал я к Розе, потом мы переехали в Сморгонь (я вспомнил слова реб Гиля) устроился на стройку каменщиком и поступил в Политехнический на инженера-строителя на заочный факультет. Сначала снимали жилье, а потом мне дали квартиру. В малосемейке. Через семь месяцев родился мальчик. Вполне хорошее время. Семимесячные дети рождаются довольно часто, успокоила меня мама. Мальчишка был совершенно не похож на Розу: русый, голубоглазый. Наверное, в папу. Мне хотелось сказать Розе, что у нее был красивый любовник, нечета мне. Но не сказал. Мама все спрашивала, на кого он похож. И я, вспомнив, мамины рассказы о дяде Теодоре, которого все принимали за русского, сказал, что малыш вылитый Теодор. И мама сразу стала говорить, что его надо назвать в честь дяди Тимкой. Но я возразил, сказав, что мы с Розой решили, что первый ребенок будет назван в честь ее родственников. А вот второго мы назовем в честь дяди Теодора. Когда я рассказал об этом реб Гилю, он долго цокал, а потом сказал:

— Рассмешил, рассмешил. Но так оно и будет!

— Что будет? — спросил я его.

— Много будешь знать — быстро состаришься, — ответил он.

Роза то же долго смеялась, когда я ей пересказал разговор с мамой, а потом сказала:

— Тогда назовем нашего малыша Мотей в честь моего дядю Мотылэ. Ты не против?

— Нет, — сказал я, — но ты мне про этого дядю ничего не говорила.

— В первый день рассказала, — засмеялась Роза. — По пятницам Мотэлэ давнэл, а по субботам ел фиш! [4] Давнэл — молился, фиш — рыба. Вспомнил?

— Вспомнил, — кивнул я. И провел ладонью по Розиным рыжим волосам.

Пятилетие Моти совпало с моим окончанием института, и мы решили отметить оба праздника вместе, в Молодечно, в «Папараць-кветке», в том же ресторане, где была наша свадьба, и где готовят самую вкусную мочанку. По этому случаю приехали мои родители из Краснополья. Так получилось, что приехали они к самому торжеству. И уже за столом мама вспомнила о письме, которое они получили буквально перед отъездом:

— На автобус шли, и нашу почтальонку встретили. Говорит вам письмо. Взяли, смотрим, тебе.

Я взял письмо, пробежал глазами по адресу и вздрогнул. Я понял от кого это письмо. Я не мог ждать конца торжества: я открыл его сразу. Маленькое короткое письмо всего из нескольких предложений, написанных почему-то на медицинском бланке.

Я не знаю Вашего имени. Леша мне не сказал. Он называл Вас Философом. Он сказал, что если мне будет очень плохо, я могу обратиться к Вам. Мне плохо. Очень. Настя.

Роза заметила, что я изменился в лице.

— Что там? — встревожено, спросила она.

Я протянул ей письмо. Она пробежала его глазами, и ничего не поняв, спросила:

— Кто она?

— Она жена моего командира. Вечером все расскажу.

И все ей рассказал, ничего не утаив.

— Если бы тогда, сразу, пришло это письмо, то я, наверное, на ней бы женился, — честно сказал я, — но теперь у меня ты и Мотя. Но я должен поехать к ней. Ей плохо. Я обещал лейтенанту, что помогу.

— Да, поезжай, — согласно кивнула Роза, и, как всегда неожиданно, добавила. — Если ты решишь остаться с ней — оставайся! Ты нам с Мотей ничем не обязан. Это мы обязаны тебе! Я дам развод!