Леонид Лушников - След заката

— Фу, черт! — выругался Дмитрий. — А может, грабануть ее?! Деньга у нее в сумке немалая. — Но увидев торчавший с почтальоншей рядом ствол ружья, передумал: — Пришьет!.. Она стреляет, как снайпер!

Место для засидки он выбрал не случайно. За овражком, который тянется вдоль берега, плелся летник. По нему можно было умчаться на мотоцикле от погони, если выстрел будет неудачным. Да и звуки тут не рассыпаются эхом, а гаснут в пихтовнике.

Сидел он еще долго. Солнце уже поднялось высоко. Нервы были натянуты до предела и внимание начало рассеиваться на постороннее. «Че, он сегодня не едет?! Зараза!..» — подумал он и тут совсем неожиданно на плесу появился москвичок Ястребова. Фролов даже растерялся сначала. Поднаторев в убийстве зверей, он не сомневался в том, что так же легко попадет в человека. Но тут воинственный дух из него сразу выпалился. Руки отяжелели, да и глаза замутились каким-то белесым туманом, а во рту стало сухо и горько, как с глубокого похмелья. Далее было еще сложнее. Алексей неожиданно съехал на обочину и затормозил возле большого белого камня, лежавшего на взгорке, на котором крутила хвостом сорока и стрекотала без умолку, будто пулемет.

Дмитрий напрягся, а Алексей вышел из машины, спустился к воде с ведром и, увидев рыбака и не признав в нем Фролова, крикнул шутливо:

— Рыбак душу не морит, рыбы нету, кол сварит! Э-э-э, как клев? Ты зря тут сел. Правее надо…

Фролов похолодел, спаяв губы намертво. Мысли испарились, как вода в котелке. Только жаркий страх, всесильный и пожирающий, пришпилил его намертво к земле. Фролову казалось, что черные глаза Ястребова пронзают его насквозь, несмотря на расстояние, отделявшее правый берег от левого. Стрелять Фролов уже не мог. Так и тянуло нырнуть в чащу. «В другой раз, — решил он. — По-другому надо!» Как только Алексей нагнулся над водой, Фролов на одеревеневших ногах вылез на яр и, проклиная себя, весь березинский род и вообще все на свете, пошел к проселку.

Алексей, выплеснув воду из ведра на капот, тронулся обратно, а рыбачка как ветром сдуло, даже следочка не осталось.

— Странно! — удивился Алексей, поглядывая на опустевший яр, на то, как мелюзга бьет у берега на лету мошку. Тишина стояла до звона в ушах. Среди трав соревновались в стрекотании кузнечики, над ельником вился коршун и, не найдя добычи, косо свалился к склону горы. Алексей, помыв машину, протер насухо и тронулся в Темирязевку…

А Дмитрий Фролов сидел возле мотоцикла и нервно курил, глядя прищуренно на изгибы хребтов. Только сейчас он понял, что никогда не сможет убить Алексея. «Шарыга!.. Тот стрельнул бы!.. Повязан!.. С Шарыгой нельзя на эту тему разговор вести. Телегу накатать?!» В тот же день, сидя на диване, диктовал жене, заранее подготовленный текст:

«…Сообщаю, что Алексей Ястребов, начальник лесхозовской железной дороги, не тот человек, за которого он себя выдает. Он находится в розыске и с подрывными целями затесался в партию…»

— Зачем это, Дима?! — Груня подняла на него печальные карие глаза. — Ведь посадят!..

— Пиши, пиши!..

Утром Фролов сам отвез письмо в Красный Яр и опустил его в ящик в подъезде дома, где жил Пыльнов, стараясь сделать это незаметно…

На другой день поутру, как только муж ушел на скотобазу, Груня, проводив его взглядом до конца улицы, накинув на голову платок и поручив присмотреть за детишками соседской бабке, пошла на тракт ловить попутку.

— Куды ты намылилась, Грунюшка? — сморщила сухой нос старуха, тыкая клюкой в землю.

— Хочу родителей проведать в Плакучке. Че-то сердце колотится?! Ты уж за девками-то присмотри. На речку не пускай.

— Езжай. Справлюсь.

— Ежели Митька раньше меня придет к обеду, то скажи, что с бабами ушла к табуну, лошадей проведать, а то как бы не ломанулись они на огороды. Про Плакучку ни-ни!

Тайга уже скинула росу, когда Груня наконец-то прикатила в Айгир. Вышла она у завода и сразу же тронулась к Бересеньке, поглядывая по сторонам, со страхом думая: «Вот дура, баба! На кой поперлась? Митька узнает — убьет! Ну, а я добро не забываю».

Да, Груня не забыла, как выхаживала ее Зоя, когда после родов своего первого ребенка она чуть-чуть не отдала Богу душу. Да и отец, работавший на леспромхозовской железке путейцем, всегда отзывался об Алексее с почтением: «Добрый мужик! Справедливый! И машинистом был, помогал путейцам… А уж начальником стал, то зарплату повысил всем!»

Обойдя старицу, Груня долго не решалась постучать в калитку. Два раза прошлась мимо дома. Наконец-то ее приметила Зоя, возвращавшаяся с дежурства: