Леонид Лушников - След заката

— А-а-а, одна кочерга! — отозвался Ветров. — Сколь ни правь, а все кривая. Анекдотов в больнице наслушался. Не чтит народ власть! Не чтит! А это плохо! А ты ведь, Петенька, на Хрущева-то чуть ли не молился. Кукурузы насажал… Да-да… Плакать ни по ком народ не будет. Это не Сталин!

— Ошибочка вышла, — тихо согласился Петр Семенович и, оживившись, добавил: — А кукуруза детишкам на забаву, как заморский овощ.

Петр Семенович аккуратно разлил водку, не посеяв ни капельки на землю, глядел с живым интересом, как Ветров вылавливал из чашки неломающийся его пальцам груздь.

— Вот, рыжий, не хочет! — веселился он.

— А ты его пирогом прижучь. Поехали, Матвей!..

— Дай бог не последнюю!..

От омута, черневшего чуть ниже моста, где каждый год, вот уж лет сорок, на Крещение ныряет в прорубь Трифонов, вылезла на зазеленевший крутояр ватага ребятни, от мала до велика, и прямиком направилась к дому Березиных. Впереди вышагивал на длинных ногах Сашка Березин, получивший неделю назад повестку в армию. На его широких плечах восседала любимая племяшка, трехлетняя Ольга, весело болтала ногами, хватаясь за черный чуб. Егор, братишка Александра, родившийся уже после гибели отца в Казахстане, нес в руках удочки, завистливо поглядывал на новенький магнитофон, подаренный теткой Соней призывнику, мучительно гадая о том, возьмет его брательник с собой на службу или оставит дома. «Лучше бы оставил», — вздыхал Егор. Из динамика магнитофона рвалась на полную мощь хрипловатая песня:

Маринка, старшая дочь Ястребовых, учившаяся на последнем курсе Темирязевского лесотехникума, вымахавшая в высокую и красивую деваху, постоянно стеснявшаяся пышных грудей, унаследованных от матери, несла на вытянутой руке кукан с уснувшим лещом и десятком хариусов, боясь испачкать новую кашемировую юбку, перекроенную в местном ателье из материного девичьего платья, брезгливо кривила большой рот, то и дело вскидывая черные вразлет брови, капризно канючила:

— Сашка! Возьми рыбу!.. С нее слизь…

— Неси-неси, неженка! — фыркал тот, косясь с усмешкой на сестренку. — А еще лесником хочешь стать. Тебя первый ужак заглотит.

— У-у-у, вредина!

Деревенская детвора по очереди вошла в калитку. Матвей Егорович проводил их долгим завистливым взглядом, глубоко вздохнул, вспомнив сразу же своих погибших сыновей, дочь, променявшую бабью долю на мужскую службу в десантных войсках, лишив их с Анной внуков и правнуков, тихо проговорил:

— Ну, у тебя сейчас в доме содом! Тянутся к Сашке. И на службе будет не последним…

— Пущай! Последние денечки! Пусть гуляет.

— А Маринка-то уж невеста. К весене-то вымахала… Поди, вскорости свадебку сыграем?!

— А кто знает ноне. Колька вон довоенного производства, уж седой, а не думает. Да Сонька твоя…

Петр Семенович задел больную жилку. Ветров сморщился, заговорил о другом, поспешно перебив друга:

— Да-да, бежит времечко. Рыбы вон в Бересеньке не стало, и озера опустели. Производства все сгубили. Запруд понастроили. Ранее, бывало, бочками хариуса солили… Да чего тебе я толкую?! А в Темирязевском-то, говорят, все пошло по низам?

— Комбинируют! — усмехнулся ехидно Петр Семенович. — Колька ушел — так все закувыркалось; то объединяются, то разбегаются… Еще при Хрущеве затеяли укрупнения. Так до сих пор остановиться не могут. Болтают много, а толку пшик! Комплекс… Собрали в кучу всякое дерьмо. Алешка говорит, что к добру это не приведет. Генерального директора снова нового прислали из области…

— Ишь ты?! — удивился Ветров. — А старого куда дели?

— В другой район перевели…

— А я в больнице валялся, краем уха слышал о переменах. Значит, вывески опять поменяли. Тьфу ты! Ученых, Петя, много развелось. Куда ни ткни — везде доктора. Вот они и мутят, каждый на свой лад. Охота же отличиться да звание какое-то получить. Без звания, Петя, ты букашка. Раньше, при Сталине, какой зарвется не в ту степь… Его раз! — и на Колыму золотишко рыть… Для чего все делается? Ты мне объясни!..

Петр Семенович и сам не знал, но ответил, о чем недавно Алексей толковал:

— Говорят, если всё объединить, то денег больше будут давать на производство из министерства.

Ветров сморщился не то от боли в ноге, не то от слов Березина.

— Ага!.. Держи карман шире! Жили добром… А теперь пучок укропа стоит на Атамановском рынке рубль. Раньше на десять копеек три давали… Все равно, Петя, тех денег на всех не хватит. Кому рубль, а кому шиш достанется.