Леонид Лушников - След заката

Березин, привалившись боком к высокой спинке кресла, насильно прикрыл глаза и постарался задремать, но сон упорно не шел. Он с завистью посматривал на соседа, толстого и высокого мужчину, безмятежно пускавшего пузыри еще до взлета. «Видимо, жизнь спокойная. Мне бы так!» И опять мысли поскакали, как в калейдоскопе осколки стекла. И как наяву внезапно нарисовался светлый образ Зои Березиной. Нет! Не сегодняшней! С притухшим взором. А той, далекой, ступившей на уральскую землю подневольной, но полной жизни и любви. Отвага — вот ее девиз! А смерть мужа подкосила. Тогда, после гибели брата, выждав чуть больше года, он попытался посвататься. Глупо, конечно! Ничего, кроме позора, не получилось. И все же это был толчок отъезда в область..

— Да-а-а!.. Любит она Сашку до сего дня! — прошептал он с сожалением. — Такая любовь!.. Парадокс какой-то?! Тюремщик… Тот самый мусор, как именовала она, а дорог и мил. И где все началось? Подумать страшно! — Он оглянулся, не слушает ли кто его нашептывания, и продолжал уже мысленно: «Видел я те места! Мрак! А там все случилось между ними. Столкнулись два человека в земном аду!.. Расскажешь, и не поверят. А Алексей!..»

О Ястребове Николай Петрович всегда думал с большим уважением и восхищением, глядя на то, как тот несет повисший на его плечах груз да еще с чистым сердцем. «Вот кто не предаст! Ну, хватит!»

Николай Петрович глянул на часы. Лететь осталось до нового Красноярского аэродрома, построенного уже без него, примерно минут десять — пятнадцать. И опять мысли потянули его в прошлое. Катер бороздит Бересень… И после ужасов войны родные края казались еще красивее!.. Даже измена Полины, о которой он думал в боях и на привалах, прошла как-то вяло, не опалив ветром злобы и невзгод. Хотя!.. Может быть, поэтому еще холостяк. Юношеская, любовь как рана. Да-а-да! Поначалу ударило, как током. И тут же запылилось поверхностно, как первый осенний снежок, растаявший с восходом солнца. Матвей Егорович был рядом… И офицерское самолюбие не взыграло, задело слабо. Так, чиркнуло касательно, словно пуля на излете… Столько лет войны!.. Николай Петрович только спустя время понял, как тяжела была тыловая ноша… и любимых, и родных. Помимо забот о личном выживании, мечом висела над головой тревога за близких, оставшихся на родине. Да и за Полину… Кто шел в атаку — тот знает цену жизни! Не забывается и то почтение селян, разглядывающих его, словно он только что вынырнул из омута, совсем затмило потерю. Из их призыва вернулись живыми только трое: он, Круглов да Димка Боровой. А к вершине власти в мирное время взлетел только он. «Да! Пролетела молодость шелестящим крылом и исчезла в пространстве годков! Алешка тоже поднялся, — с белой завистью вспомнил он опять шуряка. — Если бы не числился в бегах!.. Высоко бы пошел… Держит его, хотя он об этом, кажется, и не думает. Строгает детей, хозяйство ведет… А я!.. — Николай Петрович вспомнил первые наказы отца, когда отгулялись, и нужно было ехать в Темирязевское, занимать должность:

— Ты не торопись, Колька, с женитьбой. Сейчас на тебя бабы бросятся, как на сладенькую приманку. Я те сам найду такую, чтобы не слепла от твоих орденов да должностей. Сашка не то!.. Подзастрял в зонах! Там и баб-то толковых нет. Вон Катька невестится. Обрасту внуками!..

— Не оправдал я, батя, твои задумки, — прошептал Николай Петрович. — Сашка и там нашелся… И внуков дал. Катерина…

Мигнула и загорелась на табло надпись: «Пристегнуть ремни». И тут же в динамике раздался полусонный голос стюардессы:

— Товарищи пассажиры! Просим пристегнуть ремни и не вставать с мест. Наш самолет пошел на снижение…

— Уж если пристегнемся, то точно встать не сможем! — коряво пошутил сразу же проснувшийся толстяк. Успокоенная физиономия и добродушная во сне сразу же преобразилась, как только девушка, обдав ряды духами, остановилась напротив и молча протянула подносик с леденцами. Мужчина левой рукой сграбастал горсть конфет, а правой попытался незаметно погладить стройную ногу девушки, затянутую в бежевый капроновый чулок. Красивое и холеное лицо бортпроводницы не дрогнуло, только большие серые глаза холодно посмотрели на старого ловеласа. Березин от конфет отказался. Ему до зуда в кулаках захотелось дать по морде этому нахалу, но он сдержался и прильнул горевшим лбом к холодному иллюминатору, в котором исчезли звезды и облака, а по фюзеляжу хлестала заволочная мокрота, и самолет трясло, словно он не летел, а мчался по ухабистой дороге, не разбирая пути. Наконец-то самолет, пробив толстую облачность, резко коснулся шасси мокрой от дождя полосы и, сбивая скорость, резво побежал вдоль низких посадочных огней, заворачивая к зданию аэровокзала, слабо мерцавшего неоновыми окнами.