Сэмми Гронеманн - Хаос

— Подожди, Йосл! — и сурово обратилась к отцу: — Что ты имеешь в виду?

— Разумеется, ничего плохого. — Он постарался скрыть за улыбкой смущение, поднялся и встал позади стула, на котором сидел Клацке. — Вольф, расскажи, что я сделал для своих детей!

— Я? — испугался Клацке. — Как я смогу?

— Так в чем дело? — Шана поджала губы.

Йосл недоуменно взирал на обоих.

— Ладно, — недовольно буркнул Клацке. — Ваш отец за свой счет сделал мне заказ на письма. Весь барыш будет ваш. Деньги придут на имя хозяина: «Борнштейну для Лифшица», и будут выплачены тебе, Йосл.

Он склонился над работой и принялся ожесточенно скрипеть пером.

Повисла тишина.

Йосл все еще ничего не соображал.

— Какие письма? — наконец выдавил он беспомощно. — Кто такой Лифшиц?

— Я скажу! — Шана хлопнула ладонью по столу. — Ты все еще не понимаешь, что за письма сочиняет целый день твой друг Вольф? Просительные письма! Побирушные письма, насквозь пропитанные ложью и надувательством! А мой отец платит за то, чтобы мы по ним получили деньги, которые пришлют бедные люди, у которых их выманят, бессовестно пользуясь их добротой.

— Боже сохрани! — в ужасе воскликнул Йосл.

— Дай мне сказать! — не унималась Шана. — Знаю, ты не примешь таких денег, а если примешь, у нас с тобой все кончено! А вам да будет известно, — сверкнула она глазами на писца и заказчика, — мы с Йослом не хотим иметь с подобным жульничеством ничего общего! Ничего! Слышите, ничего! И даже слушать об этом не желаем! Слава богу, мы сами по себе и уже не дети. Мы намерены вырваться из всей этой грязи. Снимем квартиру, в которой будем жить и работать. Работать — не попрошайничать! И ни от кого больше не примем подарков — ни от родственников, ни от чужих. Пришло время и нам, евреям, работать.

За этим мы и уехали за границу, потому что русские не разрешали нам работать и закрыли перед нами двери всех учебных заведений. Я хорошо понимаю, что там большинство вынуждено жить подаянием, им ведь не дают заниматься ни ремеслом, ни сельским хозяйством. И все-таки многие трудятся, пусть и тяжело. Особенно молодые. Но мы теперь в Германии, в свободной стране! Здесь получить работу может каждый! И стыдно попрошайничать и выуживать деньги, пусть и без мошенничества! Стыдно перед собой и перед людьми! Стыдно перед немецкими евреями! Мы с Йослом найдем свою дорогу, даже без посторонней помощи. Но думаю, любой немецкий еврей с удовольствием укажет нам путь, на котором мы можем чего-то достичь! Хватит позора унижений и обмана! Идем, Йосл! Нам пора!

Она порывисто вскочила, сжав оторопевшему Йослу плечо.

— Сядь, детка! — миролюбиво сказал Берл Вайнштейн. — Посидите оба! Разве я намеревался сделать что-то порочное? Возможно, я ошибался. Возможно, я так стар, что не понимаю веяния новых времен. Но человеку надо дать высказаться.

Шана передернула плечами и присела на краешек стула.

— Ты причинила мне боль, дочка, — печально покачал головой Берл. — Мое собственное дитя называет меня мошенником! Мое дитя верит, что я способен обмануть человека. За всю свою жизнь — а я уже далеко не молод — за всю свою долгую жизнь я не выманил ни у кого ни пфеннига! Чтобы я хоть раз кого-то обдурил — да я лучше умру!

Шана вскинула руку к письмам и прошипела:

— Лифшиц!

— Говоришь «Лифшиц» и думаешь, подловила меня? Потому что человек, получивший письмо, отправит средства на имя несуществующего Эфраима Лифшица, а получит их Йосл Шленкер?

— Я не возьму! — вскрикнул очнувшийся от оцепенения Йосл. — Ни пфеннига! Я, слава богу, не нуждаюсь. Нам пока есть на что жить. А если бы и не было, все равно не взял бы!

— Хочешь бери, хочешь нет, — твердо отрезал Берл. — Только сначала подожди, посмотри, что придет и придет ли что. Твое дело, на что пустишь деньги. Письма так и так уйдут, и на этом я свой долг выполнил. — Он повернулся к Шане. — Так вот, отвечаю тебе. Человеку, который посылает деньги, без разницы, кто их получит: Лифшиц, Шленкер ли или Клацке. Он не знает ни того, ни другого, ни третьего, и знать не желает. Единственное, чего он хочет, это соблюсти мицву, святую заповедь благотворительности. Он дает и счастлив, что исполнил закон и сотворил благое дело. И говорю тебе, похвально, много похвальнее давать, чем брать. Так что он должен еще быть мне благодарен, что я даю ему возможность делать это, и очень удобную возможность.

— Но, — возразила Шана, — есть другие, кому помощь нужна больше!

— Кому нужна, тот пусть и просит. И просят, поверь мне, не только в письмах, но и лично. А если нуждающиеся не пишут и не приходят, то у благодетеля нет повода и помогать. Ему что, бегать за ними и умолять взять? Нет уж, он желает, чтобы к нему обратились, и тому давать. Если я пишу, а он посылает, мы оба знаем, кто получит деньги. А если платить безадресно, то помощь может попасть в руки мошенника или негодяя, который пустит их на ветер. Я же в курсе, на что пойдут средства. Хотя бы «на работу», — добавил он, идя на компромисс.