Джоди Пиколт - Девятнадцать минут [litres]

– С вас два пятьдесят девять, – сказала кассирша.

Достав из кошелька три доллара, Лейси заметила на прилавке табличку, на которой от руки было написано: «В фонд помощи жертвам старшей школы Стерлинга». Рядом стояла банка из-под кофе для сбора монеток. Лейси затрясло.

– Да-да, – сочувственно произнесла кассирша. – Ужасно, правда?

Сердце Лейси забилась так громко, что все вокруг, как ей казалось, тоже должны были его слышать.

– И куда только смотрели родители? – продолжала продавщица. – Я хочу сказать, как можно было ничего не заметить?

Лейси кивнула, боясь, что голос ее выдаст. Она действительно не знала, есть ли на свете худший ребенок и худшая мать. За каждым плохим человеком стоят плохие родители – так принято считать. Но как быть с теми, кто приложил к воспитанию своего сына все старания? Кто, как Лейси, любил его, не ставя условий, из последних сил оберегал и лелеял и все-таки вырастил убийцу? На вопрос кассирши ей хотелось ответить: «Не знаю. Я не виновата», но она промолчала, потому что, честно говоря, не совсем верила в собственную невиновность.

Она сунула все содержимое своего кошелька – монеты и бумажные деньги – в кофейную банку и молча вышла из магазина, оставив купленное молоко на прилавке. Внутри у нее ничего не осталось. Она все отдала Питеру. Никто не разбивает нам сердца так, как наши дети, когда они разочаровывают нас вопреки всему тому, чего мы от них ждали и что им приписывали. Дети часто оказываются более похожими на нас, чем мы думали. Они тоже все насквозь искалечены.

Эрвин Пибоди, получивший должность профессора психиатрии в колледже Стерлинга, предложил провести нечто вроде сеанса групповой терапии для всех жителей города в обшитой белыми досками церкви на центральной площади. В газете дали коротенькое объявление, в кафе и банке оставили сиреневые рекламные листовки. Этого оказалось достаточно, чтобы новость разлетелась по городу. К семи вечера – на это время было назначено мероприятие – на полмили вокруг не осталось свободных парковочных мест. Церковь не вместила всех желающих, люди стояли на улице. Для освещения события собралось столько журналистов, что батальону местной полиции пришлось сдерживать их натиск.

Селена прижала ребенка к груди, оберегая его от очередной волны горожан.

– Ты знал, что так будет? – прошептала она Джордану.

Тот покачал головой, блуждая взглядом в толпе. Узнавая тех, кто приходил на предъявление обвинения, он видел и новые лица, причем это были люди, которые вряд ли могли быть тесно связаны со старшей школой: пенсионеры, студенты, молодые пары с малышами. Их привел сюда волновой эффект: беда одного человека лишает другого покоя.

Эрвин Пибоди сидел рядом с шефом полиции и директором школы.

– Здравствуйте, – сказал он, вставая. – Сегодня мы собрались здесь, потому что наша общая боль не утихает. За несколько минут мир вокруг нас изменился до неузнаваемости. У нас вряд ли найдутся ответы на все вопросы, но мы подумали, что будет полезно поговорить о произошедшем. И – это особенно важно – выслушать друг друга.

Поднялся какой-то мужчина с курткой в руках, сидевший во втором ряду:

– Мы с женой переехали сюда пять лет назад, потому что устали от безумной жизни в Нью-Йорке. Мы создали семью, и нам было нужно место… более уютное и, так сказать, более доброе. В том смысле, что в Стерлинге, когда едешь по улице, тебе сигналят знакомые. В банке сотрудники помнят твою фамилию. В Америке таких городков осталось мало, а теперь… – Он замолчал.

– Теперь Стерлинг тоже перестал быть таким, – закончил Эрвин за него. – Я понимаю, как это тяжело, когда образ, который у вас сложился, больше не соответствует действительности. Когда друг, живущий по соседству, оказывается монстром.

– Монстром? – прошептал Джордан Селене.

– Ну а что ему остается говорить? Что Питер – бомба с часовым механизмом? Это помогло бы им почувствовать себя в безопасности?

Обведя толпу взглядом, психиатр продолжил:

– Однако думаю, что, если мы все здесь сегодня собрались, значит Стерлинг не изменился. Возможно, он уже никогда не вернется к тому нормальному состоянию, к которому мы привыкли, но это означает только одно: нам придется выработать новую норму.

После этих слов руку подняла женщина:

– А что со школой? Наши дети должны будут туда вернуться?

Эрвин переглянулся с шефом полиции и директором.

– В школьном здании все еще идет расследование, – сказал полицейский.