Джоди Пиколт - Девятнадцать минут [litres]

Льюис Хоутон был человеком привычки. Каждое утро он просыпался в 5:35, спускался в подвал на беговую дорожку, после пробежки принимал душ и съедал миску кукурузных хлопьев, просматривая заголовки газеты. В любую погоду он носил одно и то же пальто, перед колледжем всегда ставил машину на одно и то же место.

Однажды он попытался математически оценить влияние рутины на степень удовлетворенности человека собственной жизнью. Оказалось, что радость от повторения привычного возрастает или убывает в зависимости от сопротивляемости переменам, свойственной конкретному индивиду, то есть, говоря нормальным языком, к чему Лейси часто призывала своего мужа, таким людям, как он, Льюис, нравится наезженная колея, а для кого-то это пытка. Во втором случае коэффициент комфортности приобретает отрицательное значение: привычное не успокаивает, а только раздражает.

Именно это, как предполагал Льюис, происходило сейчас с его женой. Лейси бродила по дому так, будто он ей чужой, но о возвращении на работу даже слышать не хотела. «По-твоему, я сейчас в состоянии думать о чужих детях?! – негодовала она. – Мы должны что-то сделать для нашего ребенка!» Но Льюис не представлял, что бы это могло быть. Не зная, чем помочь жене и сыну, он решил позаботиться о себе. Просидев дома пять дней после того, как Питеру предъявили обвинения, он проснулся, собрал портфель, съел хлопья, просмотрел газету и отправился на работу.

По дороге в офис Льюис обдумывал свою формулу счастья: С = Р/О, где «Р» – реальность, «О» – ожидания. Это равенство основывалось на общепринятой истине: каждый человек чего-то ждет от будущего. «О» должно быть положительным числом, ведь делить на ноль нельзя. Но в последнее время эта истина перестала казаться Льюису непререкаемой. Ночью, лежа рядом с женой, которая только притворялась спящей, он глядел в потолок и думал о том, что иногда человек не ждет от жизни совершенно ничего. Если тебя не сокрушила ни потеря первого сына, ни массовое убийство, учиненное вторым, значит делить на ноль все-таки можно. Значит, там, где раньше было твое сердце, теперь большая черная дыра.

На территории колледжа Льюис сразу почувствовал себя лучше. Здесь он был не отцом убийцы, а доктором Хоутоном, профессором экономики. Здесь он по-прежнему держал ситуацию под контролем и ему не нужно проверять свои многолетние исследования в поисках момента, когда все пошло наперекосяк.

Не успел Льюис достать бумаги из портфеля, как в дверном проеме возникла голова заведующего кафедрой. Хью Маккуори, которого студенты за глаза называли Гориллой, был человеком богатырского сложения и очень гордился своей должностью.

– Хоутон? Что вы здесь делаете?

– Насколько я знаю, колледж продолжает мне платить. Значит, я должен работать, – попытался пошутить Льюис.

С чувством юмора у него всегда были проблемы: Льюис плохо рассказывал анекдоты, комкая развязку или выдавая ее раньше времени.

– Боже мой, Льюис, – произнес Хью, входя. – Не знаю, что и сказать…

За этими словами последовала пауза. Льюис был не в обиде: он и сам не мог подобрать для произошедшего нужные слова. В магазинах продавались открытки с выражениями соболезнований по поводу смерти близкого человека или домашнего животного, даже по поводу увольнения. Но никто толком не знал, как выразить сочувствие человеку, чей сын убил десятерых.

– Я думал позвонить вам… Лиза хотела что-нибудь для вас испечь… Как Лейси?

Льюис поправил очки на переносице:

– Ну как вам сказать… Мы оба стараемся держаться в норме.

Сказав это, Льюис представил себе график собственной жизни: линия «нормы» тянулась и тянулась, приближаясь к оси, но не достигая ее.

Заведующий кафедрой сел напротив Льюиса – на тот самый стул, где обычно сидели студенты, которые нуждались в консультации по микроэкономике.

– Вам нужно взять паузу.

– Спасибо, Хью, – ответил Льюис, поглядев на формулу, написанную на доске. – Я ценю вашу заботу. Только сейчас мне лучше быть здесь. Это отвлекает меня от мыслей о необходимости быть там.

Льюис взял мел, и через всю доску потянулся красивый ряд аккуратных цифр. Вычисления помогали успокоиться. Он, профессор экономики счастья, знал: между тем, что делает тебя счастливым, и тем, что не делает тебя несчастным, есть разница. Но нужно как-то внушить себе, будто это одно и то же.

Хью положил руку Льюису на плечо, остановив его на середине уравнения:

– Наверное, я неточно выразился. Мы хотим, чтобы вы взяли отпуск.