Юрий Салов - Гонки по лабиринту

Борзюк наслаждался их маленьким отдыхом, но при упоминании о прогулке, его энтузиазм угас. Это было серьезное дело, эта прогулка. Никто в здравом уме не предпочел бы беседовать на жарком солнце бабьего лета, чем в прохладной тени толстостенного здания. Но все знали, что у жаркого солнца нет ушей. Если у вас есть серьезные дела, то лучше погулять на солнышке.

- Конечно, - ответил Борзюк, потушив то, что осталось от его собственной сигареты, и встал с края стола. Он провел руками по густым серым волнам и поднял свою шапку военного образца.

- Эта шапка сидит на мне как влитая.

Он ухмыльнулся и решительно натянул кепку, низко надвинув козырек на глаза.

***

Борзюк и Шальнев шли по бледно-зеленому коридору, пустому, если не считать мух, плавающих, словно маленькие пропеллеры, в затхлом воздухе, пропитанном запахом промышленного дезинфектанта. Они свернули направо на перекрестке и вошли в короткий коридор, в конце которого было тенистое крыльцо, перегороженное сетчатым забором и воротами. Слева от этого крыльца находилось короткое крыло из полудюжины помещений с открытым коридором между ними, для супружеских визитов. За ними был длинный проход, который вел к главному тюремному двору с различными тюремными блоками за ним.

Однако Борзюк повернул направо, войдя в узкий, лишенный солнечного света проход между оштукатуренными зданиями, который быстро вывел его во внутренний дворик, откуда начиналась грунтовая дорога, идущая вдоль реденького соснового бора, окаймлявшего внешнюю бетонную ограду тюрьмы. Скудно поросшая лесом местность поднималась в нескольких сотнях метров за кордонами колючей проволоки. Слева от них задние стены тюремных блоков представляли собой огромную доску для граффити, обычных непристойностей скучающих мужчин, лозунгов региональной гордости и предвзятой ненависти.

− Смотри, − сказал Борзюк, когда он выбрал одну из двух колей грунтовой дороги. − Все изменилось. Ни одна стража не преследует нас. Теперь я могу везде ходить один. Здесь все спокойно. Нет проблем.

Над ними вороны посылали свое карканье через витки колючей проволоки, чтобы эхом отозваться в неглубокой долине за ними.

−Так что ты хочешь сказать мне, Андрей?

Шальнев посмотрел на Борзюка.

− У тебя все еще есть доступ к кому-нибудь в местной разведке? − прямо спросил он.

Выражение лица Борзюка не изменилось. Он слишком много лет играл в игры, чтобы позволить неожиданному вопросу прийти к нему неожиданно.

− Все изменилось, - философски заметил он. − Доступ? Ну, у тебя должна быть веская причина, чтобы задавать такие вопросы. Один вопрос, один неверный ... − Борзюк покачал головой.

Шальнев не мог ожидать от Борзюка многого без полного объяснения или чего-то, что звучало как полное объяснение. Никто никогда не рассказывал всю историю о чем-либо в ДНР. Вы всегда держались немного позади, что-то в запасе, что могло дать вам преимущество, если вам нужно было преимущество в случае, если все остальное было просочилось или обнаружено. Борзюку придется выслушать рассказ Андрея.

Они снова шли, приближаясь к небольшому склону дороги и другому сектору тюрьмы, пока Шальнев рассказывал Борзюку свою историю, не упоминая ни имен, ни обнаруженного тела Дениса Белова, ни того, как его вывезли с кладбища. Когда нужно было упомянуть о чем-нибудь, в чем был замешан Федоров, Андрей называл его "другом" - вполне приемлемая осторожность, которую Борзюк поймет.

−Мне нужно знать, − сказал Андрей, − жива ли Лeна Муравьева?

Они подошли к развилке на пологой дороге.

− Тебе свернут шею, мой друг, − сказал Борзюк, поворачивая назад. − Ты знаешь, что здесь происходит?

− Мне просто нужно знать, жива ли она.

Борзюк повернулся и посмотрел на Андрея.

− Ты не знаешь, да?

− Не многое.

Борзюк покачал головой.

− На этот раз ты должен смотреть в другую сторону, Андрей, - сказал Борзюк. − Это очень опасно. − Его глаза прищурились из-под черного козырька.

− Значит, ты что-то об этом знаешь?

− Я кое-что слышал,− сказал Борзюк, оглянувшись по сторонам. −Я слышал о девке, россиянке, что ее арестовали.

− Муравьева?

Борзюк пожал плечами и в неведении покачал головой.

− Россиянка.

− Где же она?

− В одной из тайных тюрем, − сказал он, цокнув языком.

Это не было хорошей новостью для Елены. Тайные тюрьмы в ДНР использовались для допросов, а там, где были допросы, всегда применялись пытки.