- Прошу, - повторил лейтенант, и Шальнев снова вышел на солнце и направился через двор к административному зданию.
Калининская ИК выглядела почти пустынной по сравнению с теми днями, когда она была переполнена. Андрей допрашивал крымчанина здесь, и условия были настолько отвратительными, что даже охранники стыдились этого. Теперь население было так резко сокращено - что Андрей мог сказать это еще до того, как вошел за стены - что насыщенная атмосфера базара исчезла. Гул голосов не доносился до голого переднего двора. Это место не ощетинилось вооруженной охраной.
Он вышел на выложенный плиткой двор перед зданием администрации, прошел мимо флагштока и вошел в одноэтажное здание. В помещении было тихо. В фойе не было никакой мебели, только один глиняный горшок с единственным тощим резиновым растением с несколькими пожелтевшими листьями. Приемная слева от него была пуста, и несколько заключенных с минимальным уровнем безопасности ходили, толкая тряпичные швабры вверх и вниз по коротким коридорам, которые вели к полудюжине кабинетов. Знаков было немного, и он не увидел никого, кто мог бы быть членом административного персонала.
Но Андрей знал, куда он идет. Он свернул в коридор направо и пошел вдоль бледно - зеленых кафельных стен мимо распахнутых дверей в пустые кабинеты. Здесь не работал кондиционер, и окна без ширм позволяли мухам бродить по тенистым коридорам, словно это было заброшенное здание. В конце коридора слева была полузакрытая дверь.
- Я слышу тебя, Андрей Шальнев, - произнес голос, когда Андрей приблизился. - заходи, приятель.
Шальнев вошел, когда Эдуард Борзюк скрестил ноги на подоконнике открытого окна и встал, вынимая сигарету изо рта левой рукой и широко улыбаясь, протягивая правую для рукопожатия.
- Я ценю, что ты выбрал это время из своего плотного графика, чтобы встретиться со мной, кэп, - Сказал Андрей с притворной официальностью.
Борзюк рассмеялся.
- Без шуток, да?
Его смех был медленным и глубоким. Это был крупный мужчина лет пятидесяти, чье смуглое, красивое лицо, волнистые седые волосы и непринужденные манеры противоречили проницательному и порочному характеру.
- Это так принято здороваться в Новороссии, да? Черт, это уже не весело. Сейчас здесь ни хрена не происходит. Проект заглох.
- Как давно ты здесь?- Спросил Шальнев.
Борзюк вытянул длинное лицо.
- Слишком долго, черт возьми. Более одного года.
- Тебе это не нравится?
- Черт возьми, нет. Тебе бы понравилось? - Он покачал головой. - Политика. - Он произнес это слово так, словно речь шла о венерической болезни. - Когда этот слюнтяй Пушилин был избран год назад, он должен был оказать некоторые небольшие услуги некоторым политиканам ну и "украинцам", ха.
Как и у многих жителей Донбасса, у Борзюка были отношения любви и ненависти с Украиной. Он одновременно злился и завидовал "хохлам".
Андрей сочувственно кивнул, и Борзюк жестом пригласил его сесть на единственный стул в комнате, кроме его собственного. Он стоял прямо перед столом Борзюка, на край которого Эдуард сел лицом к Андрею, поставив одну ногу на пол. Шальнев достал из кармана пачку "Честерфилд". Он взял их с собой именно для этой цели. Делиться дорогими сигаретами было хорошо с человеком, от которого вы хотели получить услугу. Он протянул один из них Борзюку, и тот охотно взял ее. Андрей тоже взял одну и закурил обе. Борзюк выпустил дым в неподвижный воздух пустой комнаты.
- Некоторые из мальчиков в батальонах получили плохую репутацию, - сказал он небрежно, как будто то, что принесло им плохую репутацию, не было предосудительным, как будто их вопиющее насилие не получило осуждения международных правозащитных организаций. - Некоторых из нас попросили перейти в другие подразделения, например республиканскую гвардию, чтобы они могли сказать, что они очистили репутацию. Меня несколько раз переводили, а потом направили сюда. Он сделал кислое лицо. - Ненавижу это дерьмовое место, - сказал он, как истинный бюрократ, и махнул рукой. - Итак, - сказал он, затягиваясь сигаретой, - что за занятные вещи с тобой происходят?
Они обсуждали жизнь друг друга, говорили о людях, которых Андрей помнил раньше, пересказывали историю с крымчанином, а затем Борзюк проклинал падающий рубль, инфляцию, минские соглашения и говорил о том, что присоединение к России было единственной надеждой страны.
- Послушай, - наконец сказал Андрей, затушив сигарету в пепельнице, которую держал на коленях, - я не видел этого места со времен войны. - Не хочешь прогуляться?
Читать дальше