Гийом Мюссо - Скидамаринк

Барбара нажала на клавишу, и на экране появились три моих фотографии. На первой я был запечатлен в момент вручения дипломов в университете. Я вспомнил, что в тот день чувствовал себя королем мира. На второй мы были сняты вместе с Хэмилтоном через несколько минут после вынесения вердикта, а на последней меня обнимала дородная актриса, игравшая в ситкомах, чье имя я забыл, хотя некоторое время мы появлялись вместе – в те годы, когда я еще был молодым, блестящим и «раскрученным» адвокатом.

Биография и фото сильно позабавили Витторио и Барбару, решивших, что они обязаны «дожать» меня несколькими фразами. Священник пожелал знать имена всех звезд шоу-бизнеса, которых я защищал, а девушка с кем из них у меня были романы. Магнус оказался единственным, кто не проявил ни малейшего интереса к этим ребячьим забавам.

В этот миг я вспомнил слезы Хэмилтона, появившиеся у него на глазах, когда тот узнал, что сможет завещать десять миллионов долларов своим детям, он, который, стремясь дать им необходимое образование, вынужден был всю свою жизнь глотать смертоносную пыль, отравлявшую его кровь. Я спросил себя, что стало с его ребятами, очень надеясь, что деньги их не испортили.

После обеда Витторио настоял на проведении маленького собрания. Как уже вошло у нас в привычку, мы удобно расположились в церкви каждый на своем тщательно выбранном месте. Барбара приготовила кофе, а мы принесли чашечки. Магнус зажег трубку, а Витторио закурил сигариллу. Чтобы лучше понять происходящее, нам необходимо было ответить на несколько вопросов: Что мы знаем? На кого мы можем положиться? В чем мы можем быть уверены? Прежде всего, надо было определиться с терминами: чтобы как-то обозначить угрозу, мы решили между собой называть «Моной Лизой» личность или организацию, стоявшую за всем этим. Затем мы перешли к сути дела.

Первая гипотеза встретила меньше всего возражений: мы все согласились с тем, что «Мона Лиза» организовала кражу картины из Лувра и похищение Стейнера: гвоздики и прядь волос, отправленные в Скотланд-Ярд, служили тому доказательством.

Вторая гипотеза выглядела более спорной: Барбара ни хотела даже слышать что-либо подобное, однако Магнус и Витторио настаивали, чтобы мы приняли и эту версию в качестве рабочей: первое из четырех посланий (полученное как раз Барбарой) наводило на мысль, что похищение Стейнера как-то связано с тем, что Магнус называл «упразднением первого из четырех столпов западной цивилизации» – экономического ультралиберализма. Эта гипотеза которую, без сомнения, разделяли СМИ и полиция, – не сильно нас обрадовала, поскольку означала, что другие послания предполагают скорое упразднение трех оставшихся столпов индивидуализма, науки и демократии.

Третья гипотеза могла быть сформулирована следующим образом: Мона Лиза собрала нас вместе, чтобы мы смогли отыскать место, где прячут Стейнера, опираясь только на логику и индивидуальный опыт.

Даже если это и не так, Стейнер, конечно, уже мог давно быть убит, иначе его похитители потребовали бы выкуп. Магнус и Витторио никоим образом не были связаны с деятельностью Стейнера. Я тоже. Потому-то Магнус и решил, что зацепка в этом деле Барбара, однако те немногие элементы паззла, которые у нас были, не могли дать представление об общей картине: похищение миллиардера, мрачная история с эксплуатацией рабочей силы на заводах в Гондурасе и Никарагуа, приведшая – что было вполне прогнозируемо к смерти беременной женщины и цитата из Виктора Гюго.

Витторио настоял, чтобы мы учли еще одно преположение: «Мона Лиза» a priori не была настроена враждебно по отношению к нам. Но тогда кто же взорвал автомобиль? Барбара и я, едва не погибшие во время этого приключения, сочли, что священник немного преувеличивает. Моментально подвергли сомнению это соображение.

Наконец, оставался еще вопрос о том, что делать дальше. Барбара подтвердила, что не может оставаться в Италии ad vitam aeternam без риска потерять работу, тем более, что она не очень понимала, что еще мы можем сделать. На это Магнус ответил, что он тоже связан профессиональной деятельностью, однако ситуация кажется ему слишком серьезной, и что ради нее следует пренебречь материальными благами. В продолжение дискуссии я был вынужден сослаться и на то, что мои партнеры не связаны узами брака или семьи: Барбара звонила в Сиэттл только по делам. Магнус ни разу не упомянул при нас жену или дочь. Что до Витторио, то род его деятельности объяснял отсутствие у него семьи, пусть даже фотографии, обнаруженные мной, и внушили мне уверенность, что в этом плане он как это ни удивительно – самый «нормальный» из всех нас, и что его сан должен некоторым образом быть ему в тягость.