Валерий Верхоглядов - Соло для одного

Я поставил на плиту глубокую сковородку, плеснул немного растительного масла, а когда оно запузырилось, положил промытые окорочка. Мелко нарубил две луковицы и высыпал крошево на мясо. Пока на сковороде постреливало и подрумянивалось, приготовил подливку: в большую чашку бухнул сметаны, добавил кипяченой воды, посолил, размешал и вылил на сковородку, закрыл ее крышкой и сдвинул на край плиты, на малый огонь. Теперь все дойдет без моего участия.

Пока окорочка тушились, я прибрался на кухне, принес охапку дров на завтра, из двух помидоров и одной луковицы соорудил салат с растительным маслом, нарезал хлеб и сервировал стол — это если выражаться по-культурному, а проще — смахнул крошки и поставил бутылку.

Дивные запахи бродили по кухне. Мудрено ли, что аппетит у меня разыгрался не на шутку. Но вот сковорода перекочевала на стол, состоялась торжественная церемония поднятия крышки. Как сказал бы постоянный сотоварищ по походам, «не хуже кремлевских мечтателей живем». Я налил первую стопку, скомандовал традиционное «смирно, Смирнов!» и выпил за здоровье своей первой женщины, нет, не Тани, она была таковой лишь арифметически, по-настоящему же первой стала, конечно, Ирина.

Помню день нашего знакомства.

Разразившаяся весенняя гроза загнала меня под арку между двумя старыми домами на проспекте. Там уже стояла молодая женщина. Легкое цветастое платье, голубая косынка на шее и полное отсутствие косметики.

— Не помешаю?

— Места хватит.

— Тогда разрешите представиться: поручик от инфантерии Смирнов-Задунайский, — я коротко, как царские офицеры в кино, дернул головой.

— Надо же, галантный скелет, — хмыкнула она. — Впервые вижу.

— Я не обычный скелет, а усатый. Такое вы, вероятно, тоже видите впервые.

Над верхней губой у меня уже начала пробиваться нежная растительность.

— Кстати, если соблюдать традицию уличного знакомства, не скажете ли, который час?

— Любите потрепаться?

— Только с привлекательными женщинами. По жизни я угрюмый молчун. А вы не просто привлекательная, вы очень красивая женщина. Знаете об этом?

Она была рослой, но с прекрасной фигурой, и поэтому я сказал:

— Вы похожи на одалиску, сошедшую с полотна Жана Огюста Доминика Энгра.

Она ехидно спросила:

— Видели репродукцию в «Огоньке»?

— Отчего же. Довелось постоять перед оригиналом.

Это было правдой, я действительно ездил в Питер — всего на пару дней, — во-первых, навестить товарища, а, во-вторых, чтобы побывать на выставке «52 шедевра из Лувра и других музеев Франции». Там-то и посчастливилось познакомиться с некоторыми работами Делакруа, Энгра, Мане, Дега и многих других известных художников, о чем тотчас же стал рассказывать приглянувшейся незнакомке.

Я восхищался техникой старых мастеров. Передразнивал манеру экскурсоводов: «Взгляните на этот построенный по диагонали передний план, на эти застывшие и как бы остекленевшие фигуры…» Читал стихи: «Средь многих созданий, доступных исканьям, колебания в сердце возможны, друзья, но в „Лола де Валенс“ не заметить нельзя дар жемчужины в розово-черном мерцанье», — так писали современники о полотне Эдуарда Мане… Словом, распушил перья, а потом сам же над собой посмеялся, сказал, что во всем виноваты весна, первый глоток чистейшего озона и нечаянная встреча с очаровательной женщиной, подействовавшая столь магнетически. Вот и растоковался. А это всегда заканчивается конфузом. Не сегодня сказано, что «когда распускает свой хвост павлин, не отвести от красавца взгляд, вот только бы скрыть недостаток один, такой пустячок — обнаженный зад». Так что простите за назойливость.

Она уже смотрела дружелюбно.

Спросила:

— Любите читать под дождем искусствоведческие лекции? Или решили для знакомства соригинальничать?

Я возразил. Сказал, что случаются и более оригинальные ситуации. Вот, например, случай, свидетелем которого стал несколько дней назад.

В полупустом вечернем троллейбусе ехала женщина с дочкой — славной непосредственной девчушкой лет пяти. На площади Кирова сели два слегка поддатых паренька и стали — просто от избытка чувств — заигрывать с молодой мамой. Она молчала и гордо смотрела в окно. «А что, — спросил у маленькой девочки один из парней, — твоя мама всегда такая неприступная?» «Нет, — звонким детским голосом объявила девочка, — она писать хочет».

Ах, как хохотал троллейбус!

Как звонко и заразительно смеялась Ирина!

Когда дождь до последней капельки пролился и небо вновь заголубело, я пошел ее провожать и, честное благородное, даже кожей чувствовал, что не только мне, но и ей хмельно, весело и необыкновенно свободно дышится.