Эта жизнь в окружении леса была словно возвращение к другу.
Спина моя вскоре почти перестала болеть, а самое главное — я вновь обрел душевное равновесие.
Вернувшись в город, положил за правило как можно реже пользоваться общественным транспортом, а когда мы переехали жить в собственную квартиру, купил самый обычный дорожный велосипед. На нем с полным кофром фотопринадлежностей на багажнике я регулярно ездил в заповедник. Около сотни километров туда и столько же обратно — это была неплохая тренировка.
Фотоохотой занимаются многие, но далеко не каждый фотограф может о ней написать — это совсем другое ремесло. Я не преминул воспользоваться своим преимуществом. Стал фиксировать в дневниках наблюдения, беседы с Александром Суховым и его коллегами, подобрал библиотечку специальной литературы. На основе этого материала стал писать небольшие рассказы то о болотных совах, то об утках-крохалях, то о коршунах и вообще хищных птицах, то о синицах или оляпках. Портрет какой птицы сделаю, о той и напишу. В газете появилась отдельная рубрика, где я был единственным автором, и это вновь примирило меня с журналистикой. А на другие темы если и выступал, то нечасто.
Именно тогда мне впервые довелось некоторое время почувствовать себя в роли профессионального литератора.
В Петрозаводск приехал писатель-фантаст Андрей Балабуха, которому наше издательство поручило скомплектовать первый карельский сборник научной фантастики. Мое имя ему назвали в редакции финского журнала, на страницах которого только что были опубликованы несколько «птичьих» зарисовок.
Мы познакомились и сразу же перешли на «ты».
— Фантастику любишь? — сурово спросил Балабуха. Так в известном анекдоте мальчика Гогу спрашивают, любит ли он помидоры.
Естественно, я ответил:
— Кушать люблю, а так нет. Читаю, одним словом.
— А сам писать пробовал?
— Конечно. Мой первый рассказ можно назвать совершенно фантастическим.
О том, что этот опус был сочинен в восьмом классе, я умолчал.
— Для сборника что-нибудь сделаешь?
Я солидно поинтересовался объемом предполагаемого произведения и сроком, который составитель отпускает на работу. По-моему, Балабуха не очень поверил в мои литературные способности и поэтому, чтобы я долго не мучился, ограничил объем четырьмя машинописными страницами, а времени для творчества отпустил два дня — до своего отъезда в Питер.
Я стоял на балконе, раздумывая, курил. Никакого фантастического сюжета у меня в запасе, конечно, не было. Внизу, около мусорных контейнеров, пацаны ссорились из-за пустой бутылки. «О, если б знали, из какого сора растут цветы, не ведая стыда…» Я подумал, что один из этих больших металлических ящиков вполне может оказаться роботом, посланным представителями внеземной цивилизации. Его задача доставить сотню-другую предметов, созданных руками человека. Зачем? Ну, хотя бы для того, чтобы определить технологический уровень нашего развития. Представил себе высоколобых гуманоидов, роющихся, как алкоголики, в наших отбросах, и от души посочувствовал братьям по разуму. Незавидная у них работенка. Явно не то место выбрал космический разведчик для сбора исходного материала. Уж лучше бы он ларек подломил или ограбил магазин, все-таки почище бы экспонаты тогда подобрал. А то как-то неудобно за нашу планету. Догадается же о его миссии не специалист по контактам, а обычный участковый. Потому что любой уважающий себя грабитель, имея плазменный резак, просто чиркнет им по дверным петлям — и все дела, эта же глупая железяка, занявшая место на помойке, будет, высунув от старания язык, старательно вырезать четырехугольный лаз.
Рассказ был готов. Он получил название «Гастролер». Озарения в тот раз я не дождался.
Андрею Балабухе эта литературно упакованная цепочка умозаключений понравилась, и он предложил написать еще что-нибудь. Пояснил: «Чтобы солиднее представить автора». Ни в объеме, ни в сроках сдачи он меня на этот раз уже не ограничивал.
Фантастический фон «Участка в „Эфире“» создан на основе одной из научных теорий, утверждающей, что растения, как и все живое, тоже обладают памятью. Все остальное описано с натуры. Действие рассказа разворачивается в Орзеге, где мы с женой получили место в дачном кооперативе работников телевидения, я даже название его не стал изменять.
Этот крохотный опыт работы в художественной литературе был для меня очень полезен. Он свидетельствовал, что даже в таком раскрепощенном жанре, как фантастика, обязательно необходимо опираться на что-то реальное, существующее, короче, на обыденность, на то, что нас повседневно окружает.
Читать дальше