Валерий Верхоглядов - Соло для одного

Потом мы уедем в Бухару.

Поселимся в медресе Кукельдаш. Это памятник архитектуры, переоборудованный в средней руки гостиницу. Там толстые, в полтора метра, стены, за которыми всегда прохладно, а полный усатый мужчина в туркменской тюбетейке на бритой голове, администратор, не очень внимательно следит за степенью родства проживающих в одном номере пар.

Ранним утром мы пойдем в старый город, где так славно плутать по узким улочкам, полуденное пекло переждем за пиалой чая на жестком диване чайханы, плетя неторопливую вязь беседы о скоротечности времени и вечном зове пустыни, а вечером, купив на базаре дыню и пару пресных лепешек, вернемся ужинать в свою келью.

Мы, жители Севера, не умеем выбирать дыни. Лучше сказать продавцу: «Друг, найди нам такую, в которой и зной, и прохлада, чтобы разрезав ее и вдохнув аромат, мы бы сказали о тебе: „Хороший человек!“»

Способ проверенный. Ты не представляешь, какие дыни мне доводилось не есть — вкушать в Средней Азии, где уважают цветистые обороты обычных бытовых просьб.

Побываем мы обязательно и под звездой торговых куполов, и на древних стенах города, давно знакомых по картинам и наброскам Верещагина.

Из Бухары мы на поезде покатим в Красноводск.

Когда смотришь на пустыню из окна вагона, кажется, что она медленно кружится, и это плавное скольжение барханов никогда не надоедает глазу. В нем есть что-то от монотонного хода каравана и неспешного напева…

Я люблю Среднюю Азию за ее просторы и радующий глаз желтый цвет, за приветливых людей и любезные сердцу обычаи гостеприимства.

Красноводск встретит нас жарой. Здесь всегда жарко. Кстати, это уже преддверие Европы, и к чаю подают сахар. Первым делом мы искупаемся в Каспийском море. По песку пляжей там проложены узкие панели из досок, иначе можно ноги обжечь, а вода ласковая и необыкновенно теплая. Потом мы возьмем билеты на паром — так местные называют большой теплоход, совершающий челночные рейсы. Рассвет следующего дня встретим уже в Баку. Через двое суток пройдемся по брусчатке Красной площади столицы, а проведя еще одну ночь в поезде, прибудем в Карелию.

Не разбирая рюкзаков, махнем на Шотозеро и там, у костерка, под писк родных комаров и плеск знакомой волны, прикинем чертеж совместной жизни на ближайшие пятьдесят лет.

Впрочем, если тебе не хочется в Среднюю Азию, можно выбрать и другой маршрут.

Помнишь громадный щит, долгое время украшавший привокзальную площадь? Карта республики, сосны почти в натуральную величину, монументальные фигуры современных странников и над всей этой красотой изречение: «А еще жизнь хороша тем, что можно путешествовать». Подпись: «Пржевальский».

Замечательная мысль. Только авторство, как мне кажется, перепутано. Это же у Гончарова во «Фрегате „Паллада“» сказано: «Как прекрасна жизнь, между прочим и потому, что человек может путешествовать». Впрочем, Пржевальского я не читал, возможно, здесь действует закон парных случаев.

Извини за молчание. До сих пор не могу собраться с мыслями. Фрегат плыл по морям-океанам, солнце вставало то с одного борта, то с другого. Мне казалось, что я тоже плыву, а я давно стоял на якоре. Вольно крутился штурвал.

Меня уже не пичкают лекарствами, выдают лишь таблетки снотворного, я бросаю их в ящик тумбочки.

Наконец-то я догадался, почему перевели в другую палату Ванюшу, и усомнился в мудрости того военачальника, который до нитки обобрал горожан. Если и был он мудр, то в свою пользу.

Еще в пронзительный миг прозрения я понял, почему умер Кундозеров. Врачи, конечно, определили цепь причин и следствий, но они ошибались. Он жил войной, забыв, что война — это самое большое зло на земле. Однажды ночью проснулся, вспомнил по привычке погибших товарищей и свою убитую шальной пулей любовь и внезапно увидел, что ничего другого у него нет, а есть только это — кровь, боль и отчаяние. И он умер, потому что живые должны не только помнить о прошлом, но и мечтать о будущем и верить в него — он этого не умел.

А я жил завтрашним днем, подлаживаясь под сегодняшний, и, если честно, не был бойцом, не выпячивал подбородок — характер не тот. Оно, завтра, скоро наступит. Я уже спокоен. Черт с ними, с лекарствами, консилиумами, гуманностью, которая оборачивается ложью. Жаль, что нет Ванюши. Рассказал бы ему об Афине, самой милосердной из богинь: прежде чем содрать кожу с Паллада, она его убила. Глубокий смысл заложен в изображении совы у ее ног.