Вернувшись в контору в два часа дня, Гога уже решительно не знал, за что взяться. Пока не было Гийо (тот появился только около трех часов), Гога успел познакомиться и переброситься несколькими фразами с сидевшими по соседству китайцами, от которых узнал для себя мало полезного.
Показывать им, что он ровным счетом не знает, чем заняться, Гога стеснялся, откровенничать же с новым иностранцем китайцы не решались.
Протопав своими плохо сгибающимися в коленях тяжелыми ногами, Гийо уселся в кресло, которое заскрипело под ним, словно напоминая о своей ветхости, и закурил сигарету. Потом он вызвал звонком одну из машинисток, миловидную, белокурую девушку славянского типа, и дал ей перепечатать письмо, затем довольно долго и маловразумительно (для Гоги, во всяком случае) говорил по телефону с какой-то фирмой, говорил на том ужасном английском, ставя все ударения на последнем слоге, на котором говорят только французы — народ, неспособный к иностранным языкам. За все это время он ни разу не взглянул в сторону Гоги.
А тот сидел, чувствуя себя совершенно ненужным. Моментами ему хотелось вскочить, убежать и больше уже не возвращаться сюда.
«Ну что мне делать, Боже мой, что мне делать? К кому обратиться? Ведь не могу же я сидеть так все время, словно истукан какой-то? Или это я сам так бездарен, что не в состоянии понять, что от меня требуется? Ведь чем-то же заняты все другие, только я один так сижу!»
И, поймав наконец на себе взгляд начальника, Гога обратился к нему:
— Monsieur, voulez vous bien m’expliquer quels sont mes devoirs?
— Vous n’êtes pas à l’école. Vous travaillez ici. Quand on aura besoin de vous, on vous le dira… [63] — Мсье, будьте добры объяснить мне, каковы мои обязанности. — Вы не в школе. Вы здесь работаете. Когда вы понадобитесь, вам скажут… (франц.)
— ответил Гийо и, не договорив еще, перевел взгляд на лежавшую перед ним бумагу.
«Когда я понадоблюсь», — мысленно повторил Гога. Значит, все же этот момент когда-нибудь наступит». Даже такой ответ принес облегчение.
Домой он ехал с более легким чувством. «Все будет в порядке, все придет в норму», — убеждал он себя, хотя уверенности в этом не испытывал. «Не глупее же я всех этих людей». Он глядел и с завистью, и с надеждой на сотни людей — иностранцев и китайцев, вытекавших после окончания рабочего дня из бесчисленных контор и заполнявших тротуары, автобусы, трамваи. «Не боги горшки обжигают», — повторил он выражение, часто слышанное от Михаила Яковлевича.
У Журавлевых тетя Оля нетерпеливо обратилась к нему с вопросом:
— Ну как?
— Ничего, — односложно ответил Гога и, видя, что ответ его не удовлетворил крестную, добавил, — знакомлюсь, вхожу в курс…
— Трудно? — продолжала расспрашивать Ольга Александровна.
Гога хотел ответить что-нибудь по сути, но, подумав, понял, что отвечать нечего. Он посмотрел на тетку и вдруг рассмеялся:
— Сам не знаю! — Нервное напряжение нелегкого дня разрядилось в нем этим смехом.
Но Ольга Александровна, видя, что он смеется, успокоилась: значит, вернулся с хорошим настроением и, следовательно, все в порядке.
А Гогина надежда, что все постепенно войдет в свою колею, подтверждалась. Мало-помалу дело для него находилось, хотя большая часть той писанины, что велась в общем зале, оставалась для него непонятной. Но он постепенно перестал задумываться об этом, а когда получил первое жалованье, с гордостью рассчитался с тетей Олей за питание уже собственными, а не родительскими деньгами, а кузине Аллочке принес в подарок ее первые недорогие, но все же духи. В эти минуты он чувствовал себя совсем счастливым.
Гога ходил на работу, высиживал положенные часы, иногда бывал действительно занят, иногда имитировал занятость, чему научил его симпатичный китаец-клерк, сидевший за соседним столом, и довольно быстро втягивался в типичную жизнь молодого конторского служащего.
Впервые у него завелись деньги, по шанхайским масштабам скромные, но все же достаточные, чтоб чувствовать себя уверенно, бывая на людях. Теперь он мог пригласить девушку не только в кинотеатр, но и в ресторан или кабаре, не рискуя, что не хватит заплатить по счету. И когда миновал сорокадневный траур, Гога предался этой легкой и приятной жизни того разлива, из которого полными чашами черпал Кока и, после развода с женой, вновь вернувшийся в компанию Сергей Игнатьев.
Если кому бы захотелось понаблюдать извне за жизнью Гоги, тот наверняка сказал бы: везет же этому Горделову! Устроился быстро, зарабатывает прилично, фирма солидная. Живи и наслаждайся жизнью.
Читать дальше