– Угостишь?
Итан испуганно вскинул голову. Над ним стояла, глазея на водку, его сестра.
– А то! – ответил Итан. – Гадость ужасная.
Мэгги нагнулась, взяла у него чекушку и осторожно глотнула.
– Фу. Буэ. Кошмар.
– Я предупреждал.
– Польская картофельная водка?
Итан уставился в пустоту:
– Почему бы и нет? Своеобразная дань уважения нашим предкам.
Она села рядом и понюхала горлышко:
– Мы разве родом из Польши?
Итан забрал у нее чекушку:
– Не знаю. Запросто.
– Откуда-то оттуда.
– Из государств-сателлитов.
– Ага.
– Из тех мест, где у человека рождается комплекс преследования.
– Ага, ага. – Мэгги потянулась за чекушкой. – Странно быть дома, да?
Итан кивнул.
Мэгги хлебнула водки и поморщилась:
– Все стало каким-то другим. Сразу чувствуется, что мамы нет. Слишком чисто, и… какая-то странная чистота, да?
– Липовая.
– Все растения засохли, и пахнет «Уиндексом».
– Жуть, ага. Мне кажется, папа тут что-то менял, двигал. Точно не скажу…
– Менял, менял, это точно!
– И тишина ужасная.
– Вот именно! Тишина! Хотя ведь и мама никогда не была болтушкой.
– Фон создавала не она, – сказал Итан. – А ее пациенты. Люди, которые к ней приходили. В коридоре постоянно кто-нибудь ошивался.
– Да. Скучаю по тем временам.
– По гулу разговоров.
Мэгги сделала еще глоток.
– Полегче, может? – сказал Итан. – Голодный желудок и все такое.
Она прижала бутылку к груди:
– За мой желудок не волнуйся. Это не твоя забота, ясно?
– Ясно.
Мэгги ссутулилась:
– Думаешь, мама была хорошим психологом?
– Хм. – Итан громко выдохнул воздух через нос. – А это имеет значение?
– Нет, наверное. Просто хочется думать, что она была профи.
– Она знала подход к отцу. А это уже немало.
– И еще она была умная, правда?
– Да. Но какое это имеет значение?
– Я хочу запомнить ее умным и компетентным человеком, настоящим профессионалом. Теперь, когда ее не стало, она может быть какой угодно… И наш долг – запомнить ее правильно. Если не мы, то кто? Страшно ведь ошибиться. Какой мы ее запомним, такой она и будет, понимаешь? Нам нести это бремя. Я не хочу продешевить. Хочу, чтобы получилось объективно, а не так: «Вот кем была для меня мама». Хочу запомнить, какой она была на самом деле, а не только для нас. Но и обожествлять ее не хочется. Очень легко ошибиться, когда пытаешься описать человека. Я много об этом думаю.
– Ты слишком загоняешься.
– Чья бы корова мычала.
– О’кей, о’кей, согласен.
– Ты никогда не рассказывал, почему ушел, – заметила Мэгги.
– Откуда?
– С работы.
– А. Вон ты про что. – Итан покачал головой. – Да просто не мое это было. Такая ответственность. К тому же в половине случаев меня привлекали, чтобы оправдать уже принятые решения. Они мной прикрывались.
– Я всегда говорила, что ты заслуживаешь большего.
– Дело не в этом, Мэгги. Я про другое.
Она поскребла водочную этикетку:
– По-моему, мы с тобой первый раз это делаем.
– Что?
– Пьем. Болтаем. Как взрослые.
– Да, наверное.
– Мне кажется, это папа виноват… Что мы так обособились. Я не говорю «стали независимыми», потому что независимость – это вроде как хорошо и папа даже молодец. Но он никогда не пытался нас подружить, сблизить .
– У нас слишком большая разница в возрасте.
– Я к тому, что нас вообще не учили общаться с другими людьми. Включая друг друга.
– Ты пытаешься повесить на отца всех собак.
– Но он же виноват!
– Почему?
– Просто виноват, и все. – Мэгги рыгнула.
Итан засмеялся:
– Тебе точно хватит.
Мэгги поставила полупустую чекушку на кружок лунного света на полу. Они еще немного посидели рядом. Водка щекотала желудок. Из спальни, текстурируя тишину, доносился скрипучий храп Артура, а Итан и Мэгги смотрели на медную табличку с маминым именем.
– Хочу украсть тебя на денек.
Утро субботы. Итан сидел за кухонным островом напротив отца. Между ними стояло блюдо с шоколадными мини-пончиками «Донетт» и пакет грейпфрутового сока: Артур в последний момент смотался на заправку «Сёркл-кей» на бульваре Дельмар и впопыхах, с осознанностью, какую в вопросах питания проявляли охотники-собиратели эпохи палеолита, закупил там странной еды.
Похмельный Итан ответил:
– Хорошо.
Значит, к Чарли придется наведаться завтра.
Он посмотрел на свой откушенный мини-пончик и проклял себя за хроническую уступчивость. Почему он всегда так рабски послушен с отцом? Почему не может постоять за себя?
Читать дальше