Брит уступила свой пояс Флоренс, приплюснутой к двери, но хотя бы пристегнутой. Если они попадут в аварию, то через лобовое стекло вылетят сама Брит и мужик.
Мужика зовут Ричард.
Шотландку зовут Олда, как магазин «Олди». У них с Брит была небольшая перепалка на вокзале.
– СА4А в моем фургоне? Уж это вряд ли.
– Мне с ней по пути.
– (обращаясь к Флоренс) Зачем ты притащила сюда вертухайку из СА4А? Во что ты играешь? Это же не игрушки.
– Как вы смеете мне угрожать? Как вы смеете называть меня вертухайкой?
– Она не из СА4А. Это Бриттани, моя подруга. (Флоренс)
– Тут написано «СА4А». Смотри. Прямо у нее на куртке.
– Все нормально. Я доверяю ей. (Флоренс)
Флоренс ей доверяет. Но победительница конкурса «Худший на свете водила 2018 года» наводит еще больше ужаса, вертясь как юла на водительском кресле, поглядывая на детали пейзажа и тыча в них пальцем. Баба точит лясы, проводя для своего дружка-режиссера типа исторической экскурсии по району, по которому она явно типа спец.
Не то чтобы Брит не пыталась включиться в беседу.
Она ведь не дура. В истории немного разбирается, да и про фильмы до фига всего знает.
Она знала – и знает – о людях, которые умерли, включая ее родного отца.
Она упоминает между прочим о том, что нашла вчера про Кассандру, мифическую предсказательницу будущего, проклятую богами: все, что она говорила, было без разницы тем, кто ее слушал, хотя это была и правда.
Она не тупорылая.
Вставить свои пять пенсов?
Да кто ж ей даст.
Вы режиссер? – говорит Брит мужику, когда он на минуту перестает разговаривать с бабой.
Мужик рассказывает, что в молодости работал на телевидении, делая такое телевидение, которое многие не очень-то одобряли. Говорит, что работает над фильмом о поэтах, живших сотни лет назад, что действие происходит в Швейцарии и это историческая драма. Говорит, что они, наверно, слишком молодые и не видели того, что он делал на телевидении, а если даже и видели, то небось напрочь забыли. Так или иначе, говорит он, если они видели, то это сидит внутри, ведь все, что мы видим, остается где-то в наших воспоминаниях и там сидит, хоть мы об этом и не догадываемся.
Это точно, – говорит Брит. – Самый незабываемый фильм я смотрела по телику. Иногда он лезет в голову ночью даже сейчас, так что я лежу в кровати и хоть свечки в глаза вставляй. Я потом всю ночь не сплю. Это не так уж страшно и не так уж натуралистично. Вообще-то я насмотрелась много всего в разы натуралистичнее – и по телику, и в фильмах. Да и в реальной жизни. Каждый день я вижу на работе такие вещи, которые уж точно должны запоминаться на всю жизнь. Даже если видел их не в реальной жизни, а только в фильме.
Но они не запоминаются – не так, как этот фильм. Не могу его забыть. Возможно, вы его знаете, это о мужчине в суде, в смысле, это действительно произошло, действительно происходит, а не просто постановка.
Судья орет на него и издевается – авторитетный нацистский судья, который орет на этого чувака, стоящего перед судом, но в зале есть еще и зрители. А судья дает ему конкретно прочухаться. И прикол в том, что с этого мужика, солдата, сняли форму и дали штаны явно на пару размеров больше, но не дали пояса, чтобы их стянуть, так что ему приходится все время их поддерживать, а то они упадут. Ну и когда ему надо делать что-то руками, там, отдавать честь или держать книгу, то выходит нескладно, а его постоянно заставляют что-нибудь такое делать.
Это должно выглядеть прикольным. Над этим надо смеяться. А судья называет его предателем, орет про его предательство и издевается над ним, а мужик типа заикается и оправдывается, будто думает, что все можно объяснить. Типа, он идиот. Вообще без понятия. Просто долдонит о том, что мы, мол, не должны этого делать, мы просто стояли и расстреливали людей в этих ямах, которые они сами же вырыли, это не война, так неправильно, так нельзя, ну вот это вот все.
А судья снова над ним издевается, а потом приговаривает к смертной казни, и, видать, его тут же выводят и стреляют ему в голову прямо во дворе.
Но чего я не догнала и до сих пор не догоняю, когда думаю об этом: зачем они вообще сделали из этого фильм? Ведь по большому счету все это было на камеру. От начала до конца. Речь шла о правосудии, ну или его отсутствии. Это с одной стороны. Речь шла о том, кто вершит правосудие, кто вправе говорить, что это вообще такое. Но на самом-то деле… На самом деле снимали для людей, которые это смотрели. Как будто зрителям, сидевшим в зале суда, да и всем людям по всему миру, которые будут смотреть этот фильм, это должно казаться очень прикольным и в то же время должно пугать. Они не должны были думать: ах как это несправедливо, или: смотрите, как они используют этого человека и как с ним плохо обращаются, ну, как мы это видим сейчас. Вообще-то они должны были так думать, но только потому, что это могло случиться с ними . Но большинство должны были смеяться над ним и учиться на его примере, как себя вести, типа чего не надо делать, и понимать, что с ними будет, если они когда-нибудь сделают то, чего не должны делать.
Читать дальше