Али Смит - Весна [litres]

Да, – говорит она. – Вы правы. Мы и есть волшебная сказка. Народная сказка. Я не хочу, чтобы это звучало хоть сколько-то выспренне. Эти сказки глубоко серьезны, все они – о преображении. О том, как нас меняют вещи. Или заставляют измениться. Или учат меняться. Над этими-то переменами мы и работаем. Мы тоже серьезны.

Она наливает ему еще виски из бутылки в шкафчике грузовика, на полу которого они сидят вдвоем в весенних сумерках.

Эта бутылка была у вас в грузовике в тот день, когда мы сюда приехали? – говорит он.

Единственный напиток на всей площади, – говорит она.

В тот день я бы не отказался, – говорит он.

Ну и денек был, – говорит она. – Обычно к нам так не приходят – ну вот, как вы с нами столкнулись. Мать той девочки. Обычно люди не выбираются обратно, после того как их проглотит система. В тот день вы испытали на себе отклонение от нормы. Но затем порой случается невероятное, вопреки прогнозам, и дверь открывается – на малюсенькую щелочку. Мы помогли группе женщин, на выручку которым пришла та девочка. Бог знает как она это сделала – в смысле, каковы шансы? Они сами и есть шанс. Вот кто они. Ты пытаешься не упустить его. Упущенный шанс – заглубленная жизнь.

Но я не знаю, как этой малышке удалось вызволить свою мать и других женщин оттуда, где они находились. Этого я не понимаю. Главное, я, хоть убей, не пойму, никто из нас не может понять, почему ей показалось уместным привести сюда СА4А. Такая откровенная жертва.

Я решил, что они подруги или родственницы, – говорит он. – Подумал, вы просто по-дружески подвозите людей, как подвозили меня. И… можно спросить?

Валяйте.

Вы так и не знаете, что случилось? – говорит он. – С ребенком и с матерью? Когда я встретился с девочкой, я понятия не имел, что происходит. Я был так поглощен собственной драмой… Но эта девочка, с таким бременем на плечах – бременем собственной истории, и все же… Она остановилась, чтобы помочь мне с моей историей.

Олда качает головой.

Конца этой истории мы не знаем, – говорит она.

В кармане его пиджака – ручка из «Холидей Инн».

Он будет носить ее в карманах всех своих пиджаков и пальто всю оставшуюся жизнь.

Через пять лет, когда он наконец разыщет девочку – Флоренс, ставшую уже девушкой, первым делом он достанет из внутреннего кармана пиджака эту ручку и покажет ей.

Но сперва нужно разобраться с ближайшими перспективами.

К примеру, с этой.

На адрес Ричарда приходит конверт – от поверенного. Внутри – старинная книга, завернутая в папиросную бумагу.

В письме говорится, что книга была отписана Ричарду согласно завещанию покойной Патрисии Хил.

Сборник рассказов Кэтрин Мэнсфилд. Издательство «Констебл», 1948. Синий твердый переплет, золотые буквы выцвели и осыпались на корешке. Послевоенная бумага эпохи пайков – пожелтевшая, тонкая, шершавая на ощупь. На обратной стороне титула – надпись девичьей рукой: Патрисия Хардимен.

Пару недель она просто лежит на столе, и он видит ее ежедневно, проходя мимо.

Как-то после обеда он открывает книгу наугад ближе к началу. Читает прикольный, язвительный рассказ о буржуазии, устраивающей званый ужин. Персонажи карикатурные, уязвимые, поглощенные собой и исполненные самомнения, сами выдумывают для себя истории собственной жизни. Тем временем в саду вовсю цветет груша. Она стоит там, тяжелая от цветов, ошеломляюще прекрасная, и ей нет никакого дела до людей, которые на нее смотрят, любуются ею, просто что-то думают о ней или даже не замечают ее, – нет никакого дела до их реальности и их иллюзий, их побед и поражений, до осведомленности или невежества людей, считающих, что они могут владеть этим деревом.

Какой великолепный рассказ.

Лишь только закрыв книгу и перевернув ее в руках, он впервые замечает надписанные страницы в конце.

Почерк Пэдди.

Он мысленно читает свое имя ее голосом.

Привет, Дубльтык.

Ее старческий почерк. Письмо начинается на третьей странице обложки и растягивается на все шесть с небольшим пустых страниц между обложкой и текстом, вплоть до самой последней страницы последнего рассказа, заключительного слова книги прописными буквами: КОНЕЦ.

Он встает. Наливает себе выпить.

Садится и открывает книгу с конца.

Привет, Дубльтык.

Всю Ирландию занесло снегом, да и Лондон, ей-богу, тоже.

Поджилки трясутся, как ты сказал сегодня перед уходом.

(И не говори, что я никогда тебя не слушаю.)

Когда я получила свою первую зарплату в 1948-м, за первую неделю работы девочкой на побегушках на студии «Лондон Филмз», пока выпускали в прокат «Красавчика принца Чарли» (полный провал – какая жалость), я пошла прямиком в «Фойлз» на Черинг-кросс-роуд.