Леонид Гартунг - Нельзя забывать [повести, сборник]

— Все равно.

— Все равно?

— Нет, нет, — я тут же поправился. — В Томск…

— Он в какой области?

— Кажется в Новосибирской.

Вместо розовой бумажки я получил настоящий паспорт в виде серой книжечки. Где-то на последней странице милиционер пришлепнул прямоугольный штамп:

«Разрешается проживать только в … области». От руки он вписал вместо многоточия?????

Это был переломный момент в моей жизни. Надо было бы и вести себя соответственно, но на меня напало какое-то задорное настроение. Видимо сказалась молодость.

Я засмеялся неизвестно чему и сказал:

— Ехать так ехать…

И хмыкнул, вспомнив продолжение про попугая и кошку. Но милиционер не разделял моего настроения — он остался невозмутимо серьезным. Придвинул ко мне какую-то бумагу.

— Распишитесь что вам известно, какое будет наказание, если вы выедете за пределы Новосибирской области. Вот здесь…

Расписался, не читая, снова пошел к Вольскому.

Он несколько удивился: «Вы?»

— Перед отъездом мне необходимо побывать в Саратове.

— В Саратове? Теперь это невозможно. Вас там арестуют.

— Но у меня мать… хотел попрощаться… и зимние вещи…

— Вас там арестуют, — повторил он строго.

Быть арестованным, да еще в военное время, мне никак не хотелось. Последний раз взглянул на Вольского. Он смотрел на меня как-то брезгливо и с ожиданием. Я понял, чего он ждет и ушел.

Позже я понял, что мне была предоставлена исключительная возможность: меня спросили, где я хочу жить. Других не спрашивали…

Итак надо было ехать в Томск… На обратном пути в Пинеровку задорное настроение испарилось. Осталась обида… За что? И что это за Томск? О нем я почти ничего не знал. Кое-что мне о нем рассказывал мой одноклассник Юрка Усов. Он часто говорил:

— Уеду в Томск. Старинный сибирский город. Поступлю в университет.

Он рассказывал, что в Томске работает его дядя. (Позже я узнал, что этот дядя крупный ученый, что в честь него названа одна из улиц города, и что ему поставлен памятник возле Политехнического института.)

Вернулся домой. Анастасия Семеновна спросила меня:

— Ну, как?

— Придется ехать в Томск.

Она помолчала, а через некоторое время стала меня успокаивать:

— Ты не очень-то нос вешай. И там люди живут.

— Живут, — согласился я.

Ехать, конечно, очень не хотелось. Нравилась Пинеровка, да и в школе кое-что начало получаться. А, главное, — зачем ехать? Нелепость какая-то.

Почему-то я совершенно не помню — сколько времени мне дали на сборы. Собственно говоря, сборов не было — собирать-то было нечего.

Запомнился разговор с директором школы, Ниной Максимовной — она была искренне огорчена, что я должен покинуть Пинеровку. В школе и так уже не оставалось специалистов (все мужчины были призваны в армию). Преподавали те, кто сам едва знал предмет…

Университетские конспекты, книги и письма я решил оставить на хранение Кучарину. Его я застал в постели.

У него сидела Мария Поликарповна.

— Вот, прихворнул немножко, — виновато улыбнулся он.

— Что у тебя болит?

— Ничего… Температура немного… И вот тут покалывает, — он приложил ладонь к груди. — Но это пройдет… Так уже было.

Я показал ему новый паспорт.

— Значит в Новосибирск?

— Нет, в Томск. Там у меня тетя. Я к тебе с просьбой. Вот это, — я приподнял связку конспектов и книг. — Сбереги до зимы… Смотри, чтобы твои сорванцы не добрались. (У него было двое мальчишек.)

— Не беспокойся, все будет в целости.

Когда вышли на улицу, Мария Поликарповна проговорила сдавленным голосом:

— На этот раз он не встанет.

— Почему вы думаете?

— Врач мне сказал. Да и сам он понимает свое положение. Вы видели, какие у него глаза?

Так и случилось. Позже она написала мне в Томск: «Ушел из жизни…» Больше ничего не писала и не отвечала на мои письма. Может быть, я обидел ее чем-то?

О том, что я уеду, большинство учителей ничего не знало. Директор велела передать учебники и поурочные планы Марии Поликарповне. Она поведет историю вместо меня.

На листке бумаги я написал, что мне предстоит сделать перед отъездом. Выполненное зачеркнул. Осталось не зачеркнутым одно крупно написанное слово «деньги». В милиции я сделал вид, что могу ехать в любой момент, но, в действительности, ехать было не на что.

Занял у Марии Поликарповны, но она смогла дать только сорок рублей. Как с такой суммой отправляться в далекий путь? И тут неожиданно мне повезло — зашел в РОНО взять трудовую книжку и здесь в бухгалтерии случайно узнал, что мне полагаются подъемные в размере месячной зарплаты. Оказалось, их уже получил за меня завхоз. Получил, чтобы передать мне, но я об этом ничего не знал.