Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

Мы бродим и бродим и натыкаемся на перкуссионный квартет, который исполняет самульнори. Бит просто сумасшедший. Перед музыкантами танцует какой‐то чудной старик, а две маленькие девочки-близняшки стоят, заткнув уши. Я записываю ритм на диктофон. Если потом сыграть его на электронных инструментах, будет очень круто. Мы начинаем подпрыгивать в ритм музыке. Волосы Джо развеваются: черное – зеленое, черное – зеленое. Над нами в прохладном бархатном небе зажигаются фонарики. Видимо, солнце село, не предупредив нас.

Чуть дальше, на небольшой сцене, оформленной еще богаче, ансамбль исполняет самго-му, у каждого танцора как бы своя кабинка с традиционными барабанами. На сцене одни женщины, все они одеты в безупречные сияющие ханбоки. Все женщины синхронно бьют в барабаны – сначала в левый, потом в правый, потом в тот, что перед ними. Потом они сильно прогибаются назад и выбивают дробь из восьмых доль сначала по обтянутой кожей поверхности барабана, потом по его краю, а потом снова по коже.

– Стальной пресс! – кричит Джо.

Она целует меня. Барабаны звучат все громче и громче, и вот музыкальный номер заканчивается. Раздаются аплодисменты. Я чувствую, что внутри меня что‐то изменилось. Смотрю на Джо и понимаю, что она чувствует то же самое. Свет, музыка и торжество культуры – нашей культуры вроде как. Вокруг нас люди, похожие на нас самих. Знакомая еда, бой барабанов, дети в белых добоках. Один маленький мальчик очень похож на меня самого в детстве.

Мы с Джо росли среди всего этого. Нам все это знакомо, пусть мы и не всегда знаем, как это называется на корейском. Для нас в этом всем нет ничего странного и экзотического. Мы здесь как дома. Если бы не силуэт Лос-Анджелеса на горизонте, я мог бы думать, что оказался в Корее. Я даже поверил бы в то, что я кореец.

Мы с Джо идем дальше, подпрыгивая как идиоты. Она неожиданно останавливается и медленно поднимает руку, чтобы указать мне на стенд, украшенный сотнями дрожащих на ветру маленьких бело-розовых подушечек, каждая размером с детскую щечку.

– Это же те самые сладкие рисовые пирожки! – стонет Джо.

Такие пирожки бывают и без начинки, и с начинкой – из сладкой бобовой пасты или из тертого кунжута. Есть и более экзотический вариант – с глазурью из манго или из шоколада. Я пытаюсь вспомнить, как называются эти пирожки. Кажется, chalttok. Да, точно chalttok.

За прилавком с пирожками стоит милая старушка в простом деревенском ханбоке. Кажется, она сошла с какого‐то старинного рисунка.

– Я хочу пирожок с кунжутом, – просит Джо, глядя на пирожки, как ребенок – на сладости.

Я вдруг понимаю, что хочу заказать своей девушке пирожок на корейском языке. Я собираюсь с духом.

Еда, барабаны, дети в белых добоках…

Я показываю на пирожки:

– I chalttok dugae jeom juseyo.

То есть «Два вот этих chalttok, пожалуйста».

Улыбка старой женщины сначала превращается в прямую линию, а потом в ухмылку. Из черного полумесяца ее рта вырываются слова. Я понимаю практически все то, что она мне говорит.

– Chalttok? – передразнивает меня старушка. – Я не знаю, что такое chalttok. Ты бы научился говорить нормально по‐корейски.

Еда исчезает, барабаны замолкают, белые добоки падают на землю, словно дети, на которых они были надеты, неожиданно исчезли. Я ошибся с названием. На самом деле пирожки называются не chalttok, а chaltteok. Разница небольшая – как «сыр» и «сэр». Но никто не попросит в пиццерии еще «сэра» на пиццу. Эта женщина – настоящая кореянка.

– Вы, kyopo, все тупые как пробка, – говорит старушка. Она специально подбирает корейские слова попроще, чтобы я ее понял.

Kyopo – так называют корейцев, которые живут за границей. А кто называет – я понятия не имею. Я сейчас, кажется, вообще ничего не знаю, кроме того, что земля уходит из‐под ног. Вы уже знаете, что у меня частенько такое случается в ситуациях вроде этой. Чувство тревожное, но довольно приятное и успокаивающее. Понимаю, это звучит странно.

– В чем дело? – спрашивает Джо. – Что она сказала?

Я оглядываюсь по сторонам. Из колонок гремит К-pop? Не могу разобрать ни слова. А все эти вывески вокруг? Тарабарщина. Люди? Они вроде похожи на меня, но я знаю, что это просто обман зрения. Такое ощущение, что я могу проткнуть их рукой, потому что все они привидения. Я обманывал себя, говоря, что я часть всего этого. Это был просто обман, заблуждение и ничего больше.

– Пошли отсюда, – говорю я.

Я тяну Джо к выходу с фестивальной площадки, туда, где начинается обычный серый мир. Мне хочется раствориться в воздухе и сделать вид, что мы с Джо никогда не были на этом фестивале.