Инна Фидянина-Зубкова - Сахалинские каторжанки

— Сколько комсомольцев принимало участие в штурме Зимнего в 1917 году?

— Не знаю, — потупилась я.

— Нисколько, потому что комсомол был образован в 1918 году. Что говорил о комсомоле Карл Маркс?

— Не помню.

— Ничего он не говорил, вождь международного пролетариата умер в 1883 году. Что такое Устав ВЛКСМ?

— Устав — это основной закон внутренней жизни ВЛКСМ, определяющий его название и назначение, место в политической системе общества, взаимоотношения с КПСС, обязанности и права члена ВЛКСМ, организационные принципы и нормы внутрикомсомольской жизни.

— Молодец, Зубкова!

— А сколько стоит Устав ВЛКСМ?

— За пять копеек в книжном покупала.

— Устав комсомола бесценен.

— А-а, ну да.

— Что такое демократический централизм?

— Демократический централизм — это важнейший принцип управления социалистическим обществом, основанный на выборности всех органов государственной власти снизу доверху и подотчётности их народу.

— Хорошо. А почему ты хочешь стать комсомолкой?

— Стремлюсь принять участие в строительстве светлого будущего.

— Умничка. Просто умничка! И последний вопрос: по-твоему, что такое комсомол? Расскажи своими словами.

О! Я давно знала, что такое комсомол.

— Это выродок, — ответила я.

— Что???

— Выродок. Объясняю: КПСС выродила комсомольцев, пионеров и октябрят. Мы — дети партии!

— То есть выродки?

Я кивнула. Ничего плохого в этом слове я не видела.

— А ты знаешь, Зубкова, что всю вашу семейку уже давно пора в психушку посадить?

— Знаю.

— Ну хорошо, что знаешь. Принята ты, Зубкова, в комсомол. Иди и помни, что это только благодаря твоей хорошей успеваемости и примерному поведению.

И я пошла уже с косомольскими атрибутами: значком на груди и красненьким билетом в руках. За последних три года в школе я поняла, что комсомол — халявная организация: раз в месяц ничего не значащие собрания и всё. Нет, нет, в мои годы уже не было «Ленинских зачётов», когда каждый комсомолец перед лицом комиссии должен был доказать, что достоин этого звания. А газету «Комсомольский прожектор» наши дети сорвали, когда я была в 9 классе. Больше её не выпускали никогда. Но самое неприятное воспоминание (в последнем классе в 1987 году): школьники сняли со стены портрет Ленина, разбили стекло, подрисовали ему усы, фашистские кресты и плевали в лицо вождя. Я не плевала. Что я, больная что ли?

Самокат, так же как и машина, мне достался с очень большим пробегом. Откуда его припёрли предки, я не знаю, но счастью не было предела, ведь это тебе ни неповоротливый Москвич, а ого-го какое мобильное устройство: хоть по двору, хоть по дороге! Да, да под самый настоящий Камаз. И где только родители были? Я уже говорила, что они детям многое позволяли? Безалаберные в те времена были родители. (Не-не, сто смертей я избежала, а вот со сто первой мне не повезёт. Ну, та ещё впереди!)

А самокат вскоре сменился новеньким блестяще-зелёным трёхколёсным велосипедом. Потом глянцевым двухколёсным. И каждые три года обновлялся на новый — побольше. Верх искусства — кататься без рук. Я это делала виртуозно: от Востока до Рудника могла проехаться легко!

Сижу я как-то, чиню слетевшую с велика цепь. Подходит мальчик помладше:

— Дай покататься!

— Не дам, свой иметь надо.

— Мне не купят.

— Почему? Всем покупают, а ему не купят, видите ли!

— Не купят, мои родители водку пьют.

— Ну попьют и пойдут купят.

— Они всегда пьют, все деньги пропивают. У них никогда денег нет. У-у-у! — мальчик отчаянно зарыдал.

Я с удивлением посмотрела на ребёнка. И правда, его рубаха сто лет не стирана, сандалии стоптаны.

— Садись на багажник, — махнула я.

Малец утёр сопли и с радостью запрыгнул на багажник:

— Поехали!

Я покатала его по посёлку и привезла к себе домой:

— Мам, накорми пацана, у него родичи водку пьют.

А мои родичи как раз сидели с Каргаполовыми и выпивали. Валентина Николаевна удивлённо вскинула брови:

— Ну и что? Все пьют.

— Они сильно пьют, дома жрать нечего.

Иван Вавилович встал, подошёл к мальцу, посмотрел на его неряшливый вид и изрёк:

— Не, я с ним за одним столом пить не буду! Мать, дай ему тормозок и отправь восвояси.

Мальчонке наложили еды и выставили во двор:

— Ишь, пьют они! А закусывать, поди, нечем.

— Не слушай, дочь, ты этих шпингалетов. К нам в день по десять диверсантов таких ходят, — сказал отец.

— Так уж и в день? — усмехнулась тётя Нина.