Наша волость маленькая и бедная.
Так-то — сход выборных застрял в оконном стекле.
— Утвердить! — вдруг рявкает в гуле голосов Якоб Патсманн. До сих пор он сидел смирно, но вот не выдержал; разговор о стекле осточертел ему до смерти.
Его слова подливают масла в огонь. Волостные представители кричат чуть не в голос.
— Ежели тебе деньги девать некуда, утверждай! — орет Краавмейстер.
И всегда-то деньги причиняют им головную боль. Два предыдущих волостных старшины ушли из-за больших растрат. Волость уже не первый год таскается с ними в суд, требуя возврата денег.
«Маленькая и бедная волость» судится со всеми — даже до самого Сената доходит. А суд тоже стоит денег.
Выборные что-то объясняют наперебой, но рука писаря снова поднята, и в ней — квитанция за стекла.
— Два стекла оплатить! — наконец машет рукой волостной старшина, и бумажка падает на ворох других.
Плата за керосин?
Поммеру еще в прошлом году было сказано, что керосин он должен оплачивать из своего жалованья. Это решение схода выборных, оно внесено в книгу протоколов.
Писарь Хырак с готовностью берет толстую, густо исписанную черными чернилами книгу. Вот, смотрите, здесь стоит 27 июня прошлого года.
Писарь читает и, потупившись, замирает. Решение есть, но о Поммере и керосине ни слова. Хырак потирает лоб, он у него высокий и сухой, излучает свет. Лоб будто у пророка, он светился бы даже в темноте, если бы натереть его, скажем, тонким слоем фосфора.
Человек среди бумаг, моли и забот непременно должен излучать свет. Это же местный мудрец и летописец, который знает три языка.
Волостной старшина становится все беспокойнее, вот он тянется через стол к книге протоколов.
— Разве не было сказано Поммеру, что этот год он должен покупать керосин из своего жалованья? — спрашивает писарь, крепко вцепившись обеими руками в книгу протоколов, будто в кусок хлеба.
Впрочем, так оно и есть.
— Деньги за керосин всегда начислялись сверх жалованья, — произносит Поммер.
— Это было тогда, когда волость была богаче, — сердито бросает волостной старшина.
— Когда она была богаче? — спрашивает учитель.
Этого никто не знает, всем только кажется, что такие времена когда-то были.
— Жалованья за этот год я еще и не видел, ни копейки, — сообщает Поммер и с достоинством закручивает усы. — Не знаю, на что мне покупать керосин. Будет видно, когда достопочтенное волостное правление выплатит мне полностью жалованье за прошлый год… Неужели мне жаловаться в суд?
Лицо Краавмейстера наливается кровью. Этого еще не хватало!
— В прошлую осень ты топил школьными дровами свою ригу, — говорит он, чтобы только замять разговор о жалованье.
— Топил ольхой, которую мне позволили рубить.
— Ольху можешь брать, это подлесок. А деревья побольше не трогай, они принадлежат волости.
Что это за власть такая, ежели она не решает даже очевидных дел? Выборные не для того поставлены, чтобы тупо взирать друг на друга, а чтобы действовать. Волостной старшина хотел бы услышать мнение собрания. Как считает, например, выборный Кууритс?
Кууритс моргает сонными глазами, вопрос слишком неожиданный для него, и он невольно робеет. Но не ответить нельзя, коль спрашивает сам волостной старшина.
Кууритс думает, его загорелое лицо напряжено, взгляд упирается в пол.
— Давайте лучше оставим это дело на другой раз, — наконец решает он. — Сейчас пока что день долог и школьники распущены по домам, все равно Поммеру керосин не нужен.
А не собирается ли сход выборных тянуть волынку? Так и осень наступит, ежели они будут долго волынить. Если нет ни керосину, ни денег, то пусть волостное собрание выделит двух дюжих мужиков с большими длинными ломами, которые удержали бы солнечный шар на горизонте, пока он, в школе, не закончит вечерний урок.
Даже Пеэп Кообакене не сторонник таких шуток, хотя он трезвенник и демократ. Он огорченно пожимает плечами, — разум да осенит всех и вся. Волостные выборные тоже люди, и зачем прохаживаться насчет света, это же божье светило, оно и кормит нас и одевает.
Сход выборных желает сделать перерыв, некоторые из мужчин уже нащупывают трубку в кармане.
Однако Поммер еще не закончил, в некотором смысле было бы вернее сказать, что он только начинает.
— Почтенный сход выборных, — говорит он. Волостные мужи удивленно прислушиваются: что ему еще надо? — Несколько лет назад в Яагусилла приехал человек со шпагой, из Тарту, начальник уездной полиции, он проверял состояние школьных помещений. Знают ли достопочтенные мужи, что тогда случилось? Начальник полиции тщательно осматривал школу и только качал головой. Выходя из классной комнаты, он вытащил шпагу из ножен и проткнул ею стену. «Вас ист дас, майн херр?» Такой истлевшей и трухлявой была стена школы тогда, но с тех пор прошло много лет. Полицейский начальник запретил заниматься в такой развалюхе и потребовал выстроить новое здание. Но потом наступила смена власти, произошла школьная реформа, и все забылось…
Читать дальше