Марк Хелприн - Париж в настоящем времени

Как его угораздило влюбиться так быстро, невольно и так глупо? Пусть она и выглядела гораздо старше своих лет, ей всего двадцать пять, уж никак не больше тридцати. Невозможно и неприемлемо. И даже будь это возможно, это невозможно. Разумеется, у него случалось, как и у любого мужчины, который часто вращается в обществе молодых женщин, множество недолгих влюбленностей, но не чета теперешней. Стоит ему прикоснуться к ней – просто пожать руку, – и он пропал, пропал навеки. Но он всегда перебарывал себя, возвращался мысленно к Жаклин, и влюбленность исчезала.

– Ну что ж, – сказал он. – Спасибо, что уделили время. Американцы называют это «демо». Лейтмотив, который они используют в рекламе и который будет звучать в телефонной трубке, пока клиент ожидает соединения с оператором. – Он сказал это улыбаясь, и в ответ раздался смех; Элоди сверкнула на смеющихся холодным взглядом, как будто понимала, что на кону, возможно, его честь, или даже больше. – Недавно я заключил сделку с очень богатыми, странными, чокнутыми и, вероятно, опасными людьми. Возможно, музыка им не придется по душе, но все-таки давайте начнем.

Все сели ровнее, подняли смычки. То есть все, кроме Элоди, которая не сдвинулась ни на сантиметр. Когда все приготовились, звукорежиссер поднял вверх большой палец. Жюль кивнул на счет три, и все смычки одновременно задвигались. И очень скоро всех студентов захватила музыка, музыка подняла их и унесла в лучший мир, который и был причиной того, что они стали музыкантами, мир, куда они были допущены всего несколькими взмахами смычка. Как легко это было и как прекрасно – они будто попали в сонм ангелов. После трудового дня они будут возвращаться домой, паря над тротуаром, и небо над ними озарится, и все закружится в танце, лица людей в метро станут похожи на лики с картин Возрождения.

А теперь они скользили по ритмичным восходящим и нисходящим волнам, заключенным в повторяющиеся пассажи и подхваченным репликой скрипок – любовным, но печальным признанием, – а затем и более деятельными виолончелями и альтами. Пьеса длилась всего минуту, и они повторили ее четыре раза, и пять раз, и шесть, и семь. Звукорежиссер уже не раз подавал сигнал к завершению, но они были зачарованы. Лица у всех светились вдохновением и оптимизмом. Они были счастливы, но с подголоском светлой печали, без которой не бывает настоящего счастья. Взглянув на них, Жюль узнал это прекрасное выражение на лицах музыкантов, возникающее порой во время исполнения Allegro из Третьего Бранденбургского [32] Имеется в виду Бранденбургский концерт № 3, соль минор И. С. Баха. , когда они играют и не хотят останавливаться. Он никогда не слышал исполнения собственной пьесы, не видел, как она может воздействовать на других людей. И он подумал, что, как и во всякой хорошей музыке, удостоился наивысшей привилегии: ему было дозволено избежать – на этот раз – мельчайшей задоринки вечного совершенства, которое незримо колет сердце всего сущего. И он знал, что, если они сыграют пьесу слишком много раз, что-то будет утрачено. В ней было ровно столько музыкального дара, сколько душа смогла бы вынести, не обессилев. Поэтому он остановил исполнение, а музыканты продолжали вибрировать почти как струны.

– Прекрасно, – сказал один скрипач, когда инструменты были сложены в футляры.

– Американские телефоны, – сказал другой, – теперь будут круче наших. Да вы изменник.

– Это и для наших телефонов.

Им понравилось, но понравится ли американцам? Все-таки это не «Боп-боп-ши-боп!». Ничего подобного. Америка – громадная страна, которая как будто вечно куда-то скачет вприпрыжку. Свирепые европейцы сцепились со свирепыми дикарями в тех краях, где гейзеры ширяют из-под земли, а все, что из этого вышло, – «Боп-боп-ши-боп!». Во всяком случае, такова точка зрения француза. Его пьеса прошла бы отбор где-нибудь в Лос-Анджелесе – солнечном, пастельном, зеленом и нереальном. Жюль даже не знал, как ее теперь туда отослать.

– А вы могли бы сделать из этого эм-пэ-девять? – спросил он звукорежиссера.

– Эм-пэ-три? Конечно. Дадите электронный адрес?

Жюль даже мобильником обзаводиться не хотел, но Катрин ухитрилась всучить ему сотовый, установив на нем чудесную арию вместо звонка. Жюль иногда набирал сам себя по городскому телефону, чтобы ее послушать. И частенько пропускал входящие вызовы, заслушавшись. Он не помнил своего номера и вообще нередко забывал включить телефон.

– Вы можете его отправить прямо сейчас? Отсюда? – спросил он у звукорежиссера, колдующего над своим оборудованием.