Стелла Прюдон - Дедейме

Доехав до перекрестка, Гаджи высунул голову из окна и стал осматриваться по сторонам в поисках нужного дома. Точного адреса у них не было – единственным ориентиром служила «зеленая калитка». Но зеленых калиток здесь было много, и Гаджи судорожно бегал глазами.

У дороги стояла женщина в черном платье и торговала персиками.

– Что ищешь, парень? – спросила она.

– Розы, дочери Руфата, где дом найти, не знаешь? – ответил Гаджи по-даргински.

– Знаю-знаю. Ковры торгует которая? Джуури? [12] Горская еврейка? – Женщина засмеялась. – Доедете до следующего перекрестка, там дорога будет асфальтированная, третий дом справа, зеленая такая калитка еще. Не местные? – Женщина внимательно посмотрела на Ханну. – Откуда?

– Пятигорск есть же. Оттуда, – ответил Гаджи по-русски.

– Пятигорск! Ой как далеко! Берите сочные персики. Дешево дам, если все возьмете! В Пятигорск таких персиков не найдете!

Ханна вышла из машины, взяла один персик из ведра, обтерла его о халат и надкусила.

– Почем даешь?

– По двадцать, если оба ведра возьмете.

Ханна вытащила тридцать рублей и отдала женщине.

– Оба за тридцать.

Женщина взяла деньги, подула на них, почитала молитву на родном языке и спрятала в бюстгальтер. Гаджи высыпал персики в багажник, отдал женщине ведра, и они поехали дальше.

После перекрестка действительно был асфальт, но, не проехав и десяти метров, пришлось остановиться. Дорога была перерыта, из земли торчали трубы. «Это не к добру», – подумала Ханна. Лежащие на обочине куски асфальта обрамляли яму и напоминали кружевной воротник вокруг шеи немолодой уже полной женщины. Гаджи вышел и принялся осматривать яму. Вернувшись в машину, он развел руками:

– Нам здесь не проехать. Лучше пешком идти. Дом уже видно – вон там. – Он показал куда-то вдаль. Там действительно виднелась зеленая калитка. Ханна вышла из машины.

Дойдя до дома, Ханна остановилась в нерешительности. Ветхий забор, как будто сделанный наспех из потрескавшихся и торчащих в разные стороны досок, едва скрывал старую глиняную хибару. Сквозь щели виднелись заросли крапивы, лопуха и амброзии. Ханна чихнула и направилась было обратно к машине, но тут калитка открылась и из нее вышла ярко нарумяненная девушка лет двадцати с густыми черными бровями и пирамидой обесцвеченных волос. На ней висел облепленный шелухой от семечек халат, из-под него сверкали черные лаковые лодочки на шпильке. Прикусив губу, девушка проковыляла несколько метров вдоль забора, а потом вернулась к калитке и лениво облокотилась о проем, всматриваясь куда-то в даль. И тут она заметила Ханну.

– Что хотели? – грубо спросила девушка.

Ханна была уверена, что девушка ей не поможет, но на всякий случай спросила:

– Роза где живет, не знаешь?

Девушка повернула голову в сторону двора и крикнула:

– Мама, тута к тебе!

– Ки оморэй? [13] Кто пришел? – услышала Ханна надрывный женский голос.

– Женщина какая-то! Неместная!

Постояв еще минуту, Ханна услышала шарканье. Из калитки высунулась голова, а потом и туловище маленькой и полной, но как будто высохшей изнутри женщины. Она была похожа на помидор, долго пролежавший под палящим южным солнцем. Длинный крючковатый нос, хищный, цепкий взгляд, тонкие губы, два слоя висящей под подбородком кожи – ее внешний вид скорее отталкивал.

– Чу дыгъини ту? Джуури? [14] Ты откуда? Еврейка?

Ханна кивнула. Ей было неприятно, что ее держат у ворот и даже не приглашают в дом. Она не привыкла к такому приему.

– Савиевых знаешь? – Ханна сделала непроницаемое лицо.

– Конечно, знаю! Все их знают. Очень хорошие люди, богатые. Они мне тоже не чужие, родственники же мы! Я тама когда бываю, всегда к ним хожу!

Ханна ухмыльнулась. Женщина внимательно на нее посмотрела и спросила:

– Нум ту чамай? [15] Тебя как зовут?

– Ханна, духтер Борух [16] Ханна, дочь Боруха. .

Женщина раскрыла глаза, потом подняла руки кверху и бросила их на грудь.

– Вой эри мэ! [17] Горе мне! Горе мне, что я тебя не узнала! Хошомори! Хошомори! [18] Добро пожаловать! Добро пожаловать!

Роза затрясла стоящую рядом дочь за плечо:

– Тома! Ты не узнала Ханну, дочь Боруха? Как не знаешь? Это же наши родственники! – И, повернувшись к Ханне, запричитала: – Вот молодежь пошла, родства не помнят, себя не помнят, непонятно о чем думают!

Как будто опомнившись, освободила проход для Ханны:

– Диро, диро! [19] Проходи, проходи!