Никита Немцев - Ни ума, ни фантазии

(48) Каждый в своей клетке. — Е. С. Ушакова, в салоне которой Немцев часто бывал, в мемуарах описывает такой эпизод: «Очень странная туса это была. Выпили вообще немного, а он уже стал кривляться. Завязал рукава свитера — типа как в дурке, — сел на пол и рычал на нас. Стрёмно было» 12 12 Е. Ушакова. Былые времена, или ускользающее пшено. — М.: Филёвские чтения, вып. 9, 2068. — С. 145. . По дневникам Немцева понятно, что сам он в это время был уверен в собственной сочинённости. И хотя то не был чистого рода солипсизм, здесь явно прослеживается склонность Немцева к близоруким обобщениям.

(55) Приглашение на прогулку. — Такой подзаголовок для десятой главы явно пикирует Набокова (пародийность подчёркивает и то, что глава посвящена пьянке). Сам Немцев называл Набокова «прохладным трупом, который не воняет» 13 13 Н. Немцев. Дневники. — СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2075. — С. 353. , потому как он «даже ни разу не лажает» 14 14 Там же. — С. 354 . Стоит отметить, что «лажу» Немцев постулировал в качестве основного элемента творческого процесса (см. «Ненаписанный шедевр», Н. Н. Огородов).

(56) Это что? Коньяк? — Алкогольный мотив (особенно в линии Петька́) — один из важнейших в романе Немцева. Произведя подсчёт алкогольной семантики, мы пришли к выводам, что пиво упоминается 49 раз, вино — 23, водка — 99, виски — 14, абсент — 8, коньяк — 33, прочие алкогольные напитки — 58 раз. Это довольно странно, ведь Немцев, по свидетельствам современников, совершенно не пил.

Также частотны слова «фонари», «гуси», «брови» и «занавески». Очевидно, что под гусями разумеются гуси, которые спасли Рим. Постоянно фигурирующие в портретах брови — свидетельствуют о некотором фетише автора. Настойчивый образ фонарных столбов (и неестественного света вообще) — по всей вероятности, наследие увлечения Немцева оккультизмом. Жёлтые занавески — отсылают нас к Брюсову.

(79) 22 апреля 1870 — 21 января 1924. — Ввод Ленина в повествование и уделение ему роли «бога из машины» в выяснении отношений Ноликова и Нади был неоднократно оценён исследователями как «неубедительный» (А. А. Давыдов). Мы же склонны соглашаться с Ю. Н. Бахтиным, утверждавшим, что «понять жанр произведения можно только поняв жанровую борьбу внутри текста» 15 15 А. Веселовский. Историческая поэтика. — М.: Высшая школа, 1989. — С.66. . Эта компонента, пусть неудачная художественно, позволяет рассматривать «Ни ума, ни фантазии» как плутовской роман. Однако интересно другое: а именно, что Немцев даже тут допускает ошибку: Владимир Ленин родился 17 апреля.

(81) Феномен смерти касается до всего, а феномен жизни сводится к спонтанным путешествиям молекул. — Мы (Н. Н. Огородов) имеем все основания полагать, что в образе Чемоданова сатирически выведен Комментатор (Н. Н. Огородов). (Ср. 96: обменивались философемами, фантазмами, взглядами на историю, мыслями об искусстве и, в первую очередь, о литературе .)

(101) Это литература, а не пирожки. — Ближе к центру романа в Немцеве просыпается памфлетист и обличитель. И. А. Панкеев первым установил, что сцены, в которых Ноликов и Петёк посещают некое литературное объединение, — своеобычно искажённые восприятием Немцева занятия творческой студии А. С. Дежурова, на которую он стал ходить осенью 2017 года. Не имея материала для продолжения романа, Немцев берёт его из своей биографии — чем и объясняется рыхлость и невыразительность этих сцен (подобная желеобразность прослеживается и в других его романах — «Русский бунт» и «Вздох на заказ»).

(109) Козявка размером с Астрахань. — Очередное доказательство того, что Немцев как сатирик исключительно слаб. Е. Давыдов, по прочтении этой главы, писал: «Слушай, ну по-моему, так себе; и трёп этот о сущности России совершенно ни к чему» 16 16 М. Токарев. Это мы, кубики. Статьи, эссе, стихопроза. — М.: Издательство Андеграунд-Йоу.2045. . Мы со своей стороны заметим, что сравнение козявки с Астраханью довольно неудачно: Астрахань безумно красивый город и к тому же совсем небольшой. Комментатор (Н. Н. Огородов) родился в нём — и таковым фактом может только гордиться.

(112) Но ни листьев, ни тропы, ни деревьев — Ноликов уже не наблюдал. — В черновой редакции восемнадцатой главы, вслед за цепочкой «ни — ни — ни» — следовал буквальный повтор, но уже с «и — и — и». Мало того, что это имплицитный намёк на Нагорную проповедь («но да будет слово ваше: „да, да“, „нет, нет“ [NB: в Елизаветинской Библии „ей-ей“ и „ни-ни“ — Н.О.]; а что сверх этого, то от лукавого» 17 17 Мф. 14:20 ), здесь явно прослеживается любимая идея Немцева о нераздельности противоречий. Ноликов — и видит, и не видит. Напрашивается вывод, что назван роман «Ни ума, ни фантазии» — с известной долей кокетства.