Никита Немцев - Ни ума, ни фантазии

Запершись в своей комнатке (жил Сеня отдельно от родителей, но привычку запираться сохранил), он внимательно осмотрел хлебницу. Деревянная, косая, похожа на почтовый ящик. На дне — этикетка, а на ней:

МОЖЕТ ПРИВЕСТИ К НЕПОПРАВИМЫМ

ПОСЛЕДСТВИЯМ

Сеня почесал голову и прикинул, какие тут могут быть непоправимые последствия. Пустота — дело обычное. Вон, в дверном проёме пустое пространство есть. Да и квартира пустая. Ну, если самого Сеню не считать. Но почему-то себя никогда не считаешь…

Он продолжал вертеть хлебницу. На боку было написано:

НЕ СОДЕРЖИТ КОТА В МЕШКЕ

— А что содержишь? — сказал Сеня хлебнице и распахнул её. На внутренней стенке было:

А НИЧЕГО НЕ СОДЕРЖУ!

Сеня с ужасом заметил, что он пропадает… пропадает… пропадает…

Вокруг было пусто. Такое можно наблюдать в чисто-поле где-нибудь на юге России. Там, точно там, — где ночь непроглядна, степь безотрадна и комарьё. Благо, комаров не было. Но, вообще говоря, не было ни степи, ни черноты, ни белоты. Ничего не было. Дырки от бублика — и той не было.

Сене было легко, весело и смешно. А если честно — то даже страшно.

Он подумал о Полине, и она вдруг явилась. Ничего — не было, а она — была. Уже не потряхивала своими весёлыми дредами. Не звенела своими бубенчиками. Глаза её были — белые, как водка.

— Полиночка! Где мы? — Он хотел ухватить её за руку. Но расстояние до руки всё тянулось и тянулось. Вернее, расстояния не было вовсе. Но не было и руки.

— Нигде, — ответила хозяйка недостижимой руки.

— Как это — нигде? — Сеня начинал понимать: — И что? Меня тоже нет?

— Нас нет.

Сеня стал кричать: и долго, и отчаянно. Присел на корточки, сообразил, что и корточек тоже нет, и закричал ещё сильнее. Когда подумал о том, что и крика нет, — он тоже запропастился.

— Да ведь так не бывает! — объявил он, чуть не в слезах.

— Бывает. Ты просто придумал. — Она вроде говорила, а вроде и нет.

— Что придумал?

— Что у тебя есть отец, что у тебя есть друг, что у тебя есть любимая, что у тебя есть ты.

— А что же в таком случае есть?

— Да так, ничего.

Сене было плохо? Скверно? Или невыносимо? Нет, ему было никак.

Тут он взялся соображать. Да нет же — раз соображает, значит, есть чему соображать!

— И Декарта нет, ты его тоже придумал, — поправила его Полина.

— Боже, Боже, Боже!..

— А что Бог умер — это ещё Ницше писал. Но и Ницше, к правде сказать, тоже нет.

Сеня вспомнил издевательскую надпись на хлебнице: «Не содержит кота в мешке». Ага, щас! Ещё какой кот — жирный, что твои оладушки!

Тогда в этой пустоте вдруг появился мешок — прямо и повис в воздухе. Из него что-то мяукнуло. Сеня поглядел на Полину, но глаза её были безразлично белы — если вообще у неё были глаза.

Мяуканья не прекращались, — Сеня схватился за этот мешок, развязал, и оттуда на него глянул хорошенький рыжий котик. Глаза были зелёные, усы острые, а взгляд как бы говорил: «Ну что, влипли мы, братец?»

Вдруг этот кот принялся карабкаться по мешку, мурлыча свою песенку и как бы желая погладиться. А потом прыгнул — и вцепился когтями Сене прямо в лицо.

Проснулся на полу: распахнутая хлебница лежала рядом, голова ныла и гудела, а рыжий котяра сновал из угла в угол и истошно орал.

Кое-как Сеня донёс всё происшествие в милицию. Немного искажая, конечно (правду вряд ли стали бы слушать всерьёз), но ничего — повязали Чемоданова и так.

А вот вернуть пропавших у Сени так и не получилось. Да и бес с ними, честно-то говоря. Разбитую кружку дважды не клеят.

Ну не могу я без ошибок! Не смог и в этот раз — уселся играть в карты с Историей. Смеётесь вы зря, — дело это совершенно обыкновенное. Все играют. Ну ладно, вру, допустим, не все — многие. Не рассказывают просто. Да и к чему?

Правила просты: хочешь задать вопрос — ей, знатухе истории во всех её значениях, — обыграй-ка для начала в карты (дама азартная). Ну а проиграешь — так и служи ей до скончания бесконечностей.

Салон её навещают не только смертные: Алгебра, Физика и прочие Химии тоже любят позаседать. И страшно завидуют аншлагу! Деятеля́ наук? Так они все ужасные друзья у этих дам! Или враги.

Рассказал мне про это наш препод по истории, когда я спросил, какой-де учебник порекомендуете. Сболтнул попросту. Наверное, только что из её салона или пьяный — не знаю. Знаю только, что скоро после того он издал книжку о Мишеле Нострадамусе. Говорят, весьма недурную.

Мне сразу захотелось. И сыграть, и спросить: как-нибудь с этой Историей свидеться. О чём спросить? Да о причинах всего! Начиная с того, почему во вторник настроение паршивое было, и заканчивая тем, что это такое Чингисхану в голову ударило. Ей известно? Так пусть отвечает! Правда, историк тот не сказал, где его патронесса квартирует, а потому я сидел дома, смотрел в ночную синеву неба и истово крутил самокрутки.