Игорь Савельев - Ложь Гамлета

— Он же уже горит.

— Да вряд ли.

Как по команде, все, в том числе Хижняков, оглянулись на крематорий, но над ним по-прежнему не было дыма. Может, труба запрятана в самую глубь этого сложного куба. Может, ее вообще нет. Кремация здесь казалось фальшивой, прощание — условным. А может, Олегу вообще всё теперь виделось сложным плетением обманок.

— Ну, как хочешь.

— Доедешь до студии, купи Роксане шоколадку.

— Че это я?..

«Файловский» катафалк выехал из ворот, и Олег остался в этом месте один. И побрел подальше, в направлении часовни, или что это, хотя охрана крематория вряд ли выследила бы его. Когда он обходил стоянку роскошных черных автобусов стороной — это же почти лимузины для мертвых! — то все-таки заприметил над кубом дымок. А может, показалось.

Поначалу он не понял, что за метафора смерти высится вдали: она наплывала бетоном над «парадной» частью кладбища, на каком-то холме. Подойдя ближе, он узнал, что это памятник чернобыльцам. Потом Олег вспомнил, что встречал его фотографию в каких-то статьях о катастрофе, но не знал, что это памятник кладбищенский, не городской. Оно, действительно, подавляло. Вблизи фантастическая полусфера была больше похожа не на атмосферный взрыв, а на что-то густо-нескладно-животное; как будто человек попал под колпак неведомой силы, но еще не знает об этом. А внутри да, человек, парит, раскинувш руки. По картинкам на тему Чернобыля — Олег немного по-другому представлял этот памятник (а может, не было контекста). Раньше казалось, что это почти счастливый человек, парит с закрытыми глазами и улыбкой: может, в этом было заложено незнание о том, как шарахнет сейчас мирный атом — грубо налитой бетонной массой за спиной. Вблизи оказалось — нет. И дело не только в том, что и фигура оказалась полна грубой абстракции, то есть не различить ни улыбки, ни глаз. На чугунных корявостях сразу оплавлялся снег. Интересно, как они здесь лежат — правда в свинцовых гробах?..

Куда ни ступишь — рыжая каша, но Олег шагал и шагал дальше, вглубь, к странным рядам, которые вблизи оказались колумбарными стенами. Черная мелкая вокзальная плитка на торцах, цемент на склейках мраморных плит-фасадов. Прилепленные скотчем пластмассовые цветы. Еще не занятые ячейки. Бетонная их обыденность, — крупнопанельное домостроение в масштабе 1:10, — Олег заглянул в одну. В ней стояла пивная бутылка.

Олег никогда раньше ничего такого не видел.

Походил, насколько позволяла грязь — в это кладбище нельзя было углубиться с сентября по май, как в заколдованное место; почитал. Там, где было по нескольку урн, позолоченные завитушки букв теснились и лезли друг на друга, и иногда можно было гадать, кем люди с разными фамилиями, умершие с разбросом в сорок лет, приходились друг другу, кроме того, что держали место. Много, много людей, кажется — миллионы.

Вот она — Москва. Вся сюда загнана. Экономно. Он за эти годы так и не понял, какая она — настоящая Москва, и за разглядыванием людей в метро не понял, так как все они были на вид гастарбайтеры, разной степени успешности. И по местам работы своим не понял. Видимо, он просто не знал, где искать.

Когда они уходили с телика, был большой скандал. Ну, как «скандал». Директриса не хотела отпускать сразу двух ведущих журналистов. Тоже, вся была такая из себя государственная дама. Вызвала к себе, под комичные часы, на циферблате которых разве что не обнимался тандем (интересно, сейчас уже сняли?), и принялась корить, что они «погнались за рублем», хотя что тут такого. Хотя в Москве, как слышал Олег, обычно платили в долларах. Олег тогда произнес страстную речь, но не про доллары, а про то, что мы ложимся тут под каждого районного чиновника, снимаем никому не нужные перерезания ленточек (в документах писали: «перерезывание»). Джинсу о том, что в ДК Сибэнергомаш открылась ярмарка шуб. Как раз накануне был скандал, Юрец впопыхах не нашел ни одной подходящей красотки, а может, просто решил похулиганить, и, в общем, обрядился в шубку перед камерой сам. Говорили, мэр лично прислал госдаме смс-ку: «Что это за кабарэ?», причем именно с «кабарэ». Юрец сидел и похрюкивал, а Олег нес страстную пургу, что где-то есть настоящая журналистская работа, настоящая профессия!.. То есть, где-где!!! Госдама хмыкнула: ну, пообломаешь крылья в своей Москве. Покоритель Москвы нашелся.

Вернувшись из жиж на асфальт, вытирая о него кроссовки, Олег обнаружил вдруг, что так и несет пустую бутылку, брезгливо, двумя пальцами, за горлышко, как тогда, для съемок в своей ячейке, 10:1. Хотя уже и мусорный контейнер прошел, заваленный остатками венков, хворостом и другим специальным кладбищенским мусором.