Андрей Воронин - Убийца не придет на похороны

Сына подобное заявление отца не удивило. Но и не обрадовало. Деньги младший Мерзлов получал исправно, так что видеть отца чаще и выслушивать его не очень умные рассуждения о жизни, а тем более деловые советы, младшему Мерзлову не хотелось.

— А что так? Не нравится здесь?

— А тебе здесь нравится? — вопросом на вопрос ответил отец сыну.

— По-моему, здесь интересно.

— Интересно, говоришь? А сам-то ты вернуться сюда хочешь?

— Нет, не хочу, мне и в Англии неплохо. А надоест — перееду в Германию или еще лучше в Штаты.

— Что, в Штатах лучше?

— Да, в Штатах лучше, чем в Европе, намного лучше. Там можно разбогатеть, там можно сколотить капитал. А Европа, отец, сейчас прозябает.

— В каком смысле прозябает?

— Живет себе на проценты, ничего по-настоящему не производя. Ей хорошо, ей ничего не надо.

— А американцам больше других надо?

— Да, отец, им надо больше всех. Вот Россию они развалили и весь мир хотят развалить.

— И ты думаешь, у них это получится?

— Пока, как видишь, получается. Даже ты, отец, уже пользуешься не российскими деньгами, а американскими зелеными, разве не так?

— Так, так, сынок, — сказал Савелий Борисович и как-то пристально посмотрел на сына.

Подобных рассуждений он не ожидал. Они его не сильно удивили, не огорчили, но и не обрадовали. В принципе, это были здравые рассуждения, и Мерзлов понял: его сын уже здесь не живет, его мысли и душа там. А ему, Савелию Борисовичу Мерзлову, самое место в Европе, в тихом, комфортном мире, где действуют законы, где никого не надо бояться, а в случае чего можно смело обратиться в полицию. Он рассматривал свой отъезд как своеобразный уход на пенсию.

Сколачивать состояние и зарабатывать баснословные деньги Савелию Мерзлову уже не хотелось, да и ни к чему это было. Ему и Бирюковскому удалось провернуть одну довольно-таки хитроумную операцию и они смогли приобрести изрядный пакет акций Питерского пароходства, а затем продать акции через подставных людей иностранцам, которые тоже действовали через подставных. В общем, операция была сложная, довольно громоздкая, пару человек пришлось устранить.

Естественно, Мерзлов с Бирюковским делали это не своими руками, сами за оружие не брались, они лишь нанимали киллеров, хорошо им платили, а те умело отрабатывали полученные деньги. Почти все дела Мерзлова велись с довольно сильными нарушениями закона и почти за каждое из них Савелия Борисовича можно было надолго упрятать за решетку. И даже дорогие искусные адвокаты навряд ли здесь могли помочь.

Этот фактор тоже красноречиво говорил, что пора из России делать ноги, пора улетать, уезжать, уплывать — пора исчезать, растворяться в воздухе, незаметно и постепенно. Неровен час, не сегодня завтра придут с ордером на арест, и тогда не откупишься, тогда упрячут в Лефортово или в «Матросскую тишину», а оттуда пойдешь по этапам.

О том, что когда-то на этом свете жил некто Сергей Андреевич Дорогин, человек, которому Мерзлов был должен деньги, Савелий Борисович уже перестал и вспоминать. Да и кто такой Дорогин — какая-то там букашка, попытавшаяся качать права! Он от нее отмахнулся, но букашка не поняла и полезла вновь, ее пришлось прихлопнуть. И надо сказать, все получилось удачно, даже кровавого пятнышка на руке Савелия Борисовича Мерзлова не осталось, как не осталось и воспоминаний о каскадере, возомнившем себя режиссером, продюсером и исполнителем главной роли.

«Да, все тогда на мосту получилось как нельзя лучше. Люди мои хоть и подкачали, но бог был на моей стороне и каскадер даже не всплыл. Сожрали его, наверное, волжские раки. Может, и всплывет еще, но кто сможет по прошествии такого времени опознать в распухшем, сгнившем теле бывшего каскадера Дорогина? Человека, у которого никого не осталось, человека, который никому не нужен. Да и кто сможет подумать на меня, на Савелия Мерзлова? Кто?»

Все эти мысли субботним вечером вертелись в голове удачливого дельца Савелия Мерзлова. Может быть, он просидел бы в своем офисе на седьмом этаже двенадцатиэтажного здания еще полчаса или час, если бы не зазвонил телефон.

«Кто это может быть?» — подумал Мерзлов, стряхивая оцепенение и шевеля толстыми губами.

Он протянул руку, снял трубку и прижав к уху, негромко произнес.

— Савелий Мерзлов. Алло! Алло!

В трубке вместо ответа послышалось тяжелое сопение и какие-то странные звуки.

— Алло! Алло! Да говорите же, Мерзлов слушает!

— Му, му.

— Да не мычите, говорите, слушаю!