Андрей Воронин - Убийца не придет на похороны

— Не учи, — сказал Рычагов, допивая бокал шампанского. — Кстати, мы пили за твой паспорт, за твою новую фамилию, в которой лишь одна буква изменена.

— Да уж…

— А чем ты станешь заниматься, когда я уеду?

— У меня много дел, — очень серьезным голосом сказал Дорогин. — У меня так много дел, что ты даже не можешь представить.

— Почему, представляю.

— Нет, не представляешь. Лучше тебе о моих делах ничего не знать. И вообще, честно говоря, Геннадий, я очень опасный человек, прежде всего для тебя и всех, кто меня окружает, с кем я имею дело.

— Что такое? — словно не понимая о чем идет речь, осведомился Геннадий.

— Ты знаешь и только прикидываешься, что тебя это не волнует.

— Волнует, волнует, — вдруг резко бросил Рычагов, — но ты не бойся, я тебя не выдам.

— А я и не очень волнуюсь, — и они оба вдруг подумали о том, что теперь они навсегда связаны воровскими деньгами и эту связь может разорвать только смерть одного из них.

Но ни Дорогину, ни Рычагову не приходила в голову простая мысль, что легко можно увеличить свое состояние ровно в два раза. Для этого надо сделать немного — убить друга.

— Когда ты собираешься ехать?

— Куда? На работу? — вопросом на вопрос ответил Геннадий Рычагов.

— За границу отдыхать.

— Не знаю. Может через неделю, может через две, а может и послезавтра.

— А с документами у тебя вопрос решен?

— Давным-давно, — спокойно сказал Рычагов, наполняя бокал шампанским.

— Тогда какого черта советуешься?

— Уважение выказываю.

Через четыре дня Дорогин проводил Рычагова, который отправлялся в Германию. Оставшись один в доме, Сергей почувствовал себя не совсем уютно. Огромный пустой дом, лишь по утрам приезжал Пантелеич, привозил домашние продукты.

Часа два или три он прибирался, а затем уезжал. И тогда Дорогин оставался совсем один. Он включал телевизор, подолгу его смотрел, слушал приемник, просматривал газеты. Постепенно он вошел в курс того, что происходило в мире, в России, в Москве. Казалось, что и не было четырех долгих лет тюрьмы, не было сложной операции и не балансировал он между жизнью и смертью на тоненькой ниточке, от одного прикосновения к которой его душа могла навсегда расстаться с телом.

Но все это было. Было убийство жены и детей, была тоска, неимоверное горе, была жуткая тюрьма со всеми ее мерзостями и ужасами. Был и Мерзлов Савелий Борисович, который вместо того, чтобы обрадоваться возвращению Дорогина, решил отправить его на тот свет. И все из-за каких-то небольших денег, небольших по тем меркам, которыми уже Дорогин постепенно начинал мерить окружающий его мир. Он чувствовал себя покупателем в магазине, который еще ничего не приобрел, но видит, что может купить здесь все. В России крали, крали почти все. Брали взятки тоже почти поголовно. А если быть более точным, брали те, кто мог, и воровали те, кто имел доступ к чему-нибудь ценному.

— Мерзлов, Мерзлов, — зло твердил, расхаживая из комнаты в комнату Дорогин, — ну вот, пробил и твой час.

В голове Сергей держал список всех своих обидчиков, всех своих врагов. И каждому из них он уже тысячи раз придумывал разнообразные мучения, которые могли сравниться с тем, что он пережил сам. Для Савелия Мерзлова Сергей Дорогин уготовил страшную месть. План был придуман, но не в деталях, а лишь в общих чертах. А теперь свободного времени у бывшего каскадера имелось предостаточно для того, чтобы проработать детали. И он принялся разрабатывать подробный план.

Дела у Савелия Борисовича Мерзлова в последние пару месяцев после того, как он расправился с Дорогиным, шли как нельзя лучше. Ему везло, и если бы он был картежником, то можно было бы сказать, что ему идет карта, и фортуна положила свою нервную руку ему на плечо. Все, за что ни брался Мерзлов, приносило доходы и немалые.

Он начал уже подумывать, что скорее всего в конце года, если все будет идти так же, как идет, он сможет сколотить довольно приличное состояние, затем переправить его с помощью Льва Даниловича Бирюковского за границу, бросить здесь все, плюнуть на Россию, дернуть за рубеж и там жить припеваючи, ведя какие-нибудь небольшие, неутомительные делишки.

Да, да, именно так Савелий Борисович и решил поступить. Но пока он об этом не говорил никому. Лишь однажды, когда его сын приехал из Англии на несколько дней, Мерзлов, сидя с ним мягком на диване и глядя на экран телевизора, негромко сказал:

— Да, наверное, я скоро переберусь поближе к тебе. И тогда будем чаще видеться.