– Считаю, что при хорошей подготовке после девятого класса ее можно принять на первый курс академии.
Члены комиссии впервые поднимают на меня глаза и разглядывают, что это за девчонка, которую рекомендуют принять без экзаменов. Они осматривают меня и, видимо, решают, что ничего особенного. Хотя сегодня я вырядилась в синее платье.
– М-м-м… неплохо, очень неплохо, – выдавливает из себя один из них, старичок, больше похожий на профессора математики. Двое других – пожилые мужчина и женщина, тоже, впрочем, непохожие на преподавателей творческого вуза, – молчат и не показывают никаких эмоций.
– А вы… – старичок смотрит на Никитина, и я понимаю, что он даже не знает его имени, – будете рекомендовать кого-то еще?
– Нет, только Нину. Остальные не так хорошо подготовлены, думаю, что им лучше идти в общем потоке абитуриентов. – Никитин говорит заученно, потому что ведет в академии кроме наших подготовительные курсы.
Я долго сомневалась, нужно ли мне продолжать художественное образование. Папа отвечал свое вечное «решай сама». Болтаясь одна или с близнецами по выставкам и музеям, я часто впадала в отчаяние – мне казалось, что мои работы совсем никуда не годятся. Но Никитин считал, что я подаю большие надежды, и даже однажды сказал это папе, который зашел забрать меня после занятий. Папа пропустил его слова мимо ушей.
Курсы, на которые мы когда-то записались, должны были закончиться через год. Но потом родители попросили продолжения, и специально для нас сделали еще один годовой курс, потом еще. Теперь я понимала, что курсы стоили немало и академия с удовольствием их продлевала. Никитин был рад, что мы продолжаем у него учиться. Начав с общих занятий, мы углубились в академический рисунок, живопись, печатную графику. Историю искусств, которая должна была входить в программу художественной школы, нам заменяли бесконечные истории Никитина, которые он рассказывал нам во время этюдов и на рисовании с натуры. Истории не имели никакой системы и отложились у меня в голове хаотично, с перепутанными именами и датами. Однажды я пересказала одну из них дома у близнецов и была высмеяна их матерью, имевшей художественное образование.
– Кто тебе рассказал эту чушь? – хохотала она.
С тех пор я не пересказывала байки Никитина.
Профессора просматривают рисунки, неслышно переговариваясь. Задают простые вопросы по теории, я отвечаю. Николай Сергеевич присел на соседний стол и сжал руки перед собой. Он не смотрит ни на меня, ни на комиссию.
И тут я понимаю, что все это зря. Лица членов комиссии не выражают никаких эмоций. Моя графика – всего лишь обычные рисунки обычной ученицы художественной школы. А Никитин – всего лишь преподаватель внеклассных занятий. Мы всего лишь недообразованные мечтатели, которые воображают себя художниками. Мы не так хороши, как привыкли о себе думать.
Но было и еще кое-что. Что не давало мне покоя с самого утра.
– Нина! – позвала меня мама.
Я замерла на светофоре, обернулась.
– Нина, подожди меня!
Я только вышла из дома, повернула за угол на перекрестке и услышала, как меня зовет мама. Ее голос раздавался из-за угла. И опять резь в животе, и черные цветы, розы на этот раз, вспыхивают и гаснут, мешая видеть. Шаг, другой, обратно. Из переулка, едва не сбив меня, вылетела девчонка лет трех: оранжевый самокат, красная куртка, стоящая торчком шапка.
– Нина, стой!
Следом выбежала молодая женщина, догнала девчонку, схватила за капюшон.
– Сколько раз говорить, жди меня перед светофором, – выговаривала она дочери. – Поняла?
– Да! – крикнула Нина и рванула по зебре, едва загорелся зеленый.
Держась за живот, я перешла вслед за ними и смотрела, как они поднялись в Парадный квартал.
«Нина, стой!» – звучал в голове мамин голос.
– Знаете, я, пожалуй, пойду, – сказала я, перебив очередной вопрос старика-профессора.
Комиссия и Никитин, как по команде, удивленно подняли головы.
– Какие у вас планы на дальнейшее обучение? Рисунки в целом неплохие.
Неплохие рисунки – как гвоздь в сердце.
– Никаких планов у меня нет.
Никитин смотрел на меня. Я виновато моргнула в ответ на его взгляд. Встала, взяла сумку и вышла из аудитории.
– Ну что там? – подлетели ко мне друзья по курсам. Все принаряженные: девочки в платьях, мальчишки в костюмах, – тщательно причесанные, взволнованные, руки почищены от краски и графитовой пыли. Ученики художественных курсов, вообразившие себя гениями.
Читать дальше