Евгения Овчинникова - Иди и возвращайся

– Задают простые вопросы, смотрят работы. Предлагают учиться дальше.

Всеобщий облегченный вздох.

Из аудитории выглянул Никитин, позвал:

– Глеб!

Глеб быстрым жестом пригладил волосы и шагнул к двери. Стараясь не смотреть на Никитина, я развернулась и пошла к выходу. Он нагнал меня в холле.

– Нина, стой!

– Да, Николай Сергеевич?

– Надеюсь, ты это не серьезно?

– Не знаю, – честно прошептала я, глядя ему в глаза.

– У тебя какие-то проблемы? В семье?

Впервые за все время я захотела рассказать комуто взрослому про маму, про сообщения, про то, откуда на самом деле берутся чудовища на рисунках, но, глотая слезы, поняла, что не смогу. И отрицательно покачала головой. Но Никитин, кажется, все понял.

– Комиссия – только промежуточный этап. Ты всегда можешь вернуться, – сказал он, когда я уже развернулась, чтобы уйти.

В его словах была сила. Была надежда, что станет лучше. Что всё закончится не так страшно, как я предполагала. Но, выйдя из академии, я увидела, что небо снова затянуло чернотой.

В ожидании среды я замерла, застыла. Хотелось запереться в комнате, не есть, не спать и ждать, когда она вернется – откроет дверь своим ключом, повесит плащ на крючок, снимет обувь и войдет в мою комнату. Тоскливое настроение сменилось апатией. В тягучих, тяжелых снах мама снова вела меня за руку в школу, и как только мы открывали дверь, картинка моей внутренней камеры щелкала, и по экрану шли зернистые полосы.

И вот в среду в пятнадцать ноль-ноль мы вчетвером – я, Мира, Улитка и недовольный Ваня – сидим за столиком в углу блинной. Улитка – веселая, ждет развлечения, за которое ей ничего не будет. Мира – собранная, капюшон закрывает пол-лица, постоянно оглядывается на особняк, видный в окна блинной. Охранник ежеминутно отрывается от телефона и подозрительно смотрит в сторону нашей компании, поэтому мы взяли по чаю, а Улитке – клюквенный морс.

– Всё запомнили? – спрашивает нас Мира. Она три раза повторила нам план.

– Кажется, всё, – отвечаю я.

Ваня кивает. Улитка занята – тянет морс через трубочку. Мира вздыхает.

– Давайте еще раз, – говорит Мира. Улитка с шумом втягивает остатки морса со дна бумажного стаканчика. – Если нас нет больше получаса, звоните отцу Нины. Если кто-то из нас звонит Ване и сбрасывает звонок, звоните отцу Нины. Ульяна, твоя задача понятна?

– Ага.

– Где ты стоишь?

– В переулке стою. Да че тут непонятного-то? Сто раз повторила.

Мира вздохнула.

– Пойдем.

– Пойдем, – отвечаю я.

Мы с ней и Улиткой вышли из блинной. Ваня остался и придвинулся ближе к окну, из которого виден особняк.

Мы перешли через дорогу, и я открыла дверь, которую открывала много раз раньше.

Внутри все изменилось до неузнаваемости. Исчезли деревянные рамы, колотый напольный мрамор, продавленный вахтерский стол. Холл сиял белизной, новой люстрой, турникетами и будкой охранника. Исчезли запущенные заросли в кадках, старомодные вешалки, где оставляли одежду посетители. Все стало красиво, модно, современно.

Мы с Мирой с деловым видом раздевались, бросив рюкзаки на основательные скамейки вдоль стены. Посмотрелись в зеркало, переговариваясь вполголоса.

– Все выглядит серьезнее, чем я думала, – сказала я, – может, не стоит?

– Уже поздно откатываться назад, – уверенно ответила Мира. – Скажем, что к тете Ане.

Мы подошли к охраннику, который разгадывал сканворд за дымчатым стеклом.

– Нам к Анне Валерьевне. – Я чувствовала, как от страха холодеют ноги.

Охранник строго осмотрел нас и попросил паспорта. Когда мы сказали, что у нас еще нет паспортов, подумал и нажал на кнопку под столом. Стрелка турникета поменяла цвет с красного на зеленый.

Мы вошли в коридор, по обеим сторонам которого были кабинеты, и закрыли дверь. Мы обе наизусть знали, где что находилось раньше, но непонятно, что и где – сейчас. Читая таблички на дверях, прошли в конец коридора, дважды повернувшего направо. На одной двери, где раньше были столы мамы, дяди Леши и самого Вадима Петровича – они делили один кабинет на троих, – висела золотая табличка: «Додонов Вадим Петрович, генеральный директор ОАО „Медицина будущего“».

Мира шагнула к двери. Я схватила ее за рукав, но она вырвала руку. Взялась за ручку, опустила. Замок щелкнул. Потянула дверь на себя. Закрыто.

Мы громко разочарованно выдохнули. Табличка на двери напротив гласила: «Лаборатория». Мы вошли внутрь. Небольшая комната с двумя окнами, одно из которых глядело на внушительный тополиный ствол. Микроскопы, образцы и холодильники стояли так же, как раньше, но теперь вместо расшатанных столов, стареньких пробирок и микроскопов, словно из школьного кабинета химии, стояли блестящие столы, электронные микроскопы, холодильники с прозрачными дверцами. В двух больших клетках спали белые мыши.