— Нормально, сынок… нет! — улыбнулся мне и покачал головой. — Нет-нет, все нормально!
Как бывало в детстве, я положил подбородок дедушке на плечо:
— Может, отдохнешь, тэтэж?
Голос у Хаджекыза смягчился:
— Наверно, ты уже забыл, где я отдыхаю, ыйт?
— А-а, да-да, — вспомнил я, — да, тэтэж… Тогда: дай мне немножко отдохнуть?
И дедушка мой прямо-таки растаял:
— Это другое дело!
Придержал лошадь, и мы с ним поменялись местами. Барон теперь сел рядом со мною.
Хоть и делал вид, что с вожжами не хотел расставаться, Хаджекыз, конечно же, давно хотел сесть рядом с Олениным. Начал теперь к профессору приступать:
— Почему так живем, Уильям, ты скажи?
— Адыгейцы, да, — тут же вставил Барон. — А то когда-то наделали там в своем Ленинграде шороху, а мы тут до сих пор расхлебываем!
— Если бы только мы… только адыгейцы, я бы не стал к тебе, Уильям, приставать, — перехватил дедушка. — А-енасын!.. Да если бы только мы!.. Адыгейцы расхлебывать привыкли… Они умеют расхлебывать. Последние сто лет только этим и занимаемся! Но я согласен и еще сто, если бы знать, что расхлебываем за всех . Кто в России живет. За весь Советский Союз… Было бы счастье для адыгейцев: за всех расхлебывать. Чтобы остальные жили по-человечески. Но расхлебывают все… Разве не так, Уильям?
— Ленинградскую кашку, — снова вставил Барон.
Наскучался в кабинке своей фуры — тянет поговорить?.. Или на дальних своих дорогах и в самом деле совсем уже растерял остатки наших обычаев: перебивает старшего.
— Ты слышал, Уильям? — спросил дедушка. — Ты слышал?.. Не нам теперь разбираться, за нас это сделает Аллах!.. А вот то, что он умного ничего не привозит из дальней дороги… Одни только глупые разговоры да одни дурацкие шутки. Это очень плохо, понимаешь меня, Уильям?
— Хорошо понимаю, да-да, — сказал Оленин, и рука его скользнула между мной и Бароном — до него дотронулся, ясно. — Вы меня, конечно, извините, Анзор… Пусть моя рука — добром, как говорится…
— Да хрена ли мне? — беззаботно ответил этот наглец.
— Вот-вот! — как будто даже обрадовался дедушка. — Раньше пожелание было у черкесов: удачи тебе в дальнем набеге! В дальнем , ым?.. Но зато что привозил джигит из дальнего набега: какие шашки и какие кинжалы! Тот гурду [17] Шашка особой стали.
привез, а тот — «Ереджиб» [18] Имя знаменитого ружейного мастера.
… Золотые газыри!.. Серебряный пояс!.. А каких коней пригоняли, каких коней, о Аллах!.. Какие на них были седла и какие уздечки, ей!.. То были времена!
Дедушка так зажегся, что помолодевший его, набравший силы и власти голос увлек и меня.
— Времена, тэтэж, когда старшие еще упрекали? — обернулся я к нему. — «Бездельник!..»
И Хаджекыз подхватил — словно сверкнувшую гурду из ножен выхватил:
— Бездельник!.. Ты хочешь добывать хлеб по́том, а не кровью?!
У меня даже мурашки прошлись по спине: откуда это у него все-таки?
Не было уже в его время дальних набегов. И ближних не было… Так ярко представлял себе по рассказам старших?.. Или ему досталась душа Хаджирета, одинокого всадника… потом одинокого? Ставшего одиноким? И она частенько уносит его в прошлое. И он живет там… Чудится ведь мне иногда: усталые и голодные, в намокших бурках, от которых поднимается парком кисловатый запах овечьей шерсти, мы сидим вокруг небольшого костра, дающего больше надежду на тепло, чем само тепло, и языки пламени освещают корявые и черные мокрые деревья, а вокруг темь — хоть глаз выколи, темь веков, тишина тысячелетий — только пофыркивают наши нерасседланные кони… Уже неделю не снимали с них сбруи и не треножили, но вот завтра наконец решающее сражение, шашки будут глухо звенеть и сабли яростно сверкать… Не прогремит ли направленный в самое сердце «Ереджиб»?
— Ыйт, Анзор? — уже совсем другим тоном говорит дедушка. — Скажи нам теперь, скажи: а что ты перед этим привез из своего дальнего набега? Который теперь у вас называется: рейс ?..
Барон сделал вид, что сердится:
— Не скажу!
— И правильно делаешь, что не говоришь!.. Как такое сказать?.. А то ходит по аулу герой героем!.. Ты кого это привез Анзор?.. Пчелку, говорит!
Барон даже обернулся назад:
— Ка-во?!
— Опять приезжает не один… кого ты привез, Анзор?.. Опять говорит: пчелку !
— Да ладно! — запротестовал Барон. — Ну, правда — привозил… Сперва одну… Ну, жалко мне стало, молодая совсем. Она только вышла на дорогу, еще и правил не знала… заговорилась, может. Ну, свою границу проехала. Дак эти старые дешевки мало того, что когтями разукрасили — они ее били ногами, Хаджекыз, ты бы видел!
Читать дальше