Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

— Грустная, да, — сказал Оленин. — Очень грустная песня… Отсюда и этот прекрасный мотив…

— Очень хорошая песня, — согласился Хаджекыз.

— Но ее ведь, как понимаю, должны петь парни… мужчины?.. Почему тогда ее пела ваша… Тагангаш?

Мне слышно было, как дедушки хмыкнул:

— Если раньше джигит, украв девушку, и то не смог ее до своего аула довезти, Уильям?.. Это раньше! Чего теперь ждать?.. Он же ее одной рукой на коня не втащит, а не то что…

— Началось, — вздохнул Барон.

— Адыгейским невестам сейчас не на кого надеяться! — посмеивался дедушка. — Тем более такой девушке, как Тагангаш… Сама жениха не украдет — так и будет до конца жизни в девках сидеть…

Мне вдруг вспомнились недавние слова Тагангаш: «Сосватай меня за него… Я тебе сказочку расскажу!.. Знаешь, о чем?»

— Моя старая тоже любила ее петь! — дедушка попытался сказать это как можно веселей, но это ему, по моему, не очень-то удалось.

— А вы, Хаджекыз… вы…

«…Я тебе сказочку расскажу!.. Знаешь, о чем?» — звучало во мне все настойчивей.

— У нас с ней так было! — тут голос у него действительно повеселел. — Уже почти зима, холодно… Река уже начала льдом покрываться — не вся, на середине еще нет, а с берегов уже лед. И вода большая, представляешь — никак не падает… Я к берегу подъехал на своем Шидахе… на Красавчике. Конь был!.. И крали его у меня в Гражданскую, я его находил. И отбирали — сам домой прибегал… Смотрю, а на той стороне девушка белье полоскает. Такая стужа, а она… Огонь, думаю, наверно!.. Красавчика тронул, чтобы на бугорке стать. На самом обрыве… Тогда кричу ей: с лицом, как луна, скажи!.. Где тут брод?.. А она выпрямилась и кричит: если парень — настоящий джигит, какое это для него имеет значение?.. Ты мое положение представляешь, Уильям?

«…Я тебе сказочку расскажу!.. Знаешь, о чем?» — отозвалось вдруг во мне стуком сердца: чего-то я тогда не уловил?.. В словах Тагангаш. Чего-то важного для себя не понял?

«Как птица кричала и билась в клетке…»

— И я ударил Красавчика второй раз в жизни! — торжественно выдохнул Хаджекыз.

— Плетью?

— Шу-камыщь, да… настоящая у меня была плеть!

— И что Красавчик? — благодарно допытывался Оленин.

— Спас меня второй раз! — снова торжественно выдохнул дедушка. — Первый раз от пули: я ударил, он взвился — выстрел мимо… Второй раз — от позора!.. Какой бы конь еще бросился с трехметрового обрыва на лед, ей?! Красавчик бросился… Как она закричала!

Оленин не понял, спросил удивленно:

— Кто?

— Старая! — почти отмахнулся дедушка. — С лицом, как луна… Разве она могла подумать, что Красавчик оттуда выплывет, ей?.. И она кричала так, что из аула прибежали мужчины с ружьями, много мужчин! Это были настоящие мужчины!.. Настоящие черкесы!.. Настоящие адыги, ей!

Последние слова он произнес почти на крике и с такою значительностью, что Оленин прямо-таки не мог не спросить:

— Почему, Хаджекыз?..

— Потому что они поняли, какой подо мной конь и стояли молча — не помогали советами.

Хаджекыз замолчал, и Оленин решил, что он должен как бы подтолкнуть дедушкин рассказ:

— Вот как?..

— Кроме нас самих там только Аллах мог помочь!.. И еще… Знаешь, Уильям, почему они были настоящими мужчинами?.. Настоящими черкесами!

— Да?..

— Когда я потом бросил Красавчика, своего Шидаха, прямо на них на всех и на скаку подхватил старую…

Дедушка снова неожиданно смолк, и мне захотелось продолжить за него: с лицом, как луна … Но продолжил Оленин, это он послушно сказал:

— …С лицом, как луна!

— Да! — порывисто подхватил дедушка. — Да!..

Что за тайна у этих его рассказов — и Барон ерзал рядом со мной на покрытом мешком широком сиденье. Ему тоже наверняка хотелось и переспрашивать, и подхваливать, и продолжать с полуслова дальше, но по тону дедушки ясно было, что это — привилегия, а не что-нибудь, участвовать в его рассказе, и на этот раз, при всем добром отношении к Барону, — она не для него, нет — для дальнего гостя…

— …На скаку подхватили, Хаджекыз…

— Украл у всего аула на виду!

— …На виду у всего аула украли…

— И никто не выстрелил у меня над головой — все только вверх!.. Даже ее жених. И все они кричали: пыуала-урсын!.. [20] Возглас удивления, сожаления. Не забудь нас позвать на свадьбу, ха-хай!.. Это — черкесы! Это по-нашему, да, — уже почти буднично сказал Хаджекыз. — И пятьдесят два года потом это лицо, как луна… светило, кх-м…

Голос его стал тише и глуше и потерялся вдруг, как ручеек в песке…