Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

У меня щипнуло глаза вроде бы от жалости к нему, дедушке, и тут же я поймал себя на том, что это — жалость к самому себе… Да вот же, вот!

«…Как птица кричала и билась в клетке, дверца которой была открыта !»

Конечно же, это о Суанде — как я тогда не понял!.. Конечно же, Тагангаш вызывала меня на разговор о ней… Или что-то хотела передать? От Суанды? От нее? От самой Суанды?! «Птицы в клетке» — ну, конечно, она, она!.. Но почему «открыта дверца»… что это значит?

— Эй, мужики, эй!..

Наперерез нам бежал к дороге какой-то плохо одетый человек, махал руками. Я натянул вожжи, лошади стали. И только тут я разглядел, только тут понял, что мы давно уже ехали вдоль того места, где совсем еще недавно стоял аул. Я принял его сперва за разоренный колхозный сад, и только теперь увидел сложенные там и тут бревна в известке, и кучки старых досок, и горки битого кирпича с черными от сажи боками вперемешку с кусками штукатурки. Но что там было дальше, за крайними садами, откуда выскочил этот человек?

Он так и бежал, отставив руку с перевязанным пальцем: мол, вон я откуда. Уже взялся правой за грядку, а левую все так и держал, вытягивая тряпочный колтун на указательном пальце.

— Мужики!.. Может, хоть у вас домкрат есть?!

Лицо у него было то ли чем-то испуганное, а то ли просто-напросто глупое — Барон решил не упускать своего:

— А запаска мазовская тебе, кентуха, не нужна?.. а то говори сразу… давай заказывай!

— Не, я серьезно, — вяло возразил подошедший.

— А я что? — и Барон обернулся к дедушке. — Чего у тебя еще есть в комплекте, Хаджекыз… Лошади вон у тебя какие гладкие — может, ты их насосом накачиваешь?..

— Бросьте, мужики! — потерянно сказал этот, с перевязанным пальцем. — Там человека задавило… По-моему, насмерть!

— Шоферюгу?! — вскинулся Барон.

— Да нет, — устало сказал человек — руку он так все еще и держал отведенной назад. — Там!..

Все, что произошло потом, не смогу пересказать последовательно. Кони взяли рывком, бричка наша, срезая угол, покатилась по бурьяну, и краем глаза я теперь замечал гораздо больше, чем тогда, когда, слушая Хаджекыза и думая заодно о своем, глядел на разоренный аул пустыми глазами… Срубленные и уже засохшие деревья, лежавшие около пней самой разной величины — рубили кто во что горазд — и кастрюли с проржавевшими днищами, сплющенные старые ведра, собачья будка, лежавшая на боку в пустом, стертом с лица земли дворе, и спокойно, по-хозяйски, даже как бы с достоинством сидящая около нее большая собака… И грустный голос этого плохо одетого человека — теперь-то я понял, что просто он в рабочем, — прерываемый тряской: «Да как?.. Кто хочет, может сам разбирать… Кому стропила, а кому вдруг и черепица нужна… А если нет — ямку рядом с домом экскаватор выбухал, а потом бульдозер подошел — столкнул в нее хату и заровнял… У кого новые дома — конечно, жальче!» Я все пытался вспомнить, как называется аул… и все никак не мог вспомнить и думал лихорадочно: аула нет — и памяти о нем уже нет… Неужели это так и бывает?

Но, может, это уже потом человек этот рассказывал Оленину, как в аулах ломают дома. Может, это потом уже и я пытался вспомнить, как назывался этот аул… А сперва мы все примолкли, даже Барон. Все вглядывались туда, куда еще недавно показывал сидевший теперь с нами на бричке незнакомый мужчина.

За аулом была сухая довольно глубокая балка. Мы поехали по ней, повернули, и тут, за пыльным проселком внизу нам открылась странная картина. Первым делом я подумал: раскоп ?..

Но почему тогда ямками истыкано пространство между громадными плитами из бетона? Неправильной формы, они лежали там и тут, и под ними тоже кое-где виднелись подкопы разной величины — где только большая нора, а где и пещера с нависавшим над ней бетонным козырьком.

— Кладбище! — горько сказал дедушка у меня за спиной.

— Кладбище?!

— Ну, им же говорили… предупреждали, — зачастил, словно оправдываясь этот, с колтуном на указательном пальце. — Забирайте своих покойников, кому надо… До кого не дошло, а кто подумал: да ладно!.. А потом кинулись — а тут уже бетон лежит. Ну, чтобы не размыло потом, когда будет море… и началось: кто из своего аула едет копать, а этот, видишь, издалека…

На краю кладбища стояли несколько запыленных самосвалов и два новеньких «москвича», и тот, и другой с раскрытыми на обе стороны дверцами. Несколько мужчин с лопатами в руках толпились у окончания длинной и широкой бетонной плиты… Мы подошли почти вплотную, и только тут, когда стоящие кружком расступились, стало видно ушедший глубоко в землю, надвое разломившийся бетонный козырек. В том месте, где он отломился от остальной плиты, сиротливо торчала короткая и тонкая арматурина, а вторая, вспоровшая край отпавшего куска, под острым углом тянулась вниз.