Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

— Да, тэтэж, помню!

Может, оттого в самом деле и были у отца такие глаза, что в ауле уже давно обо всем об этом забыли? Ведь даже я, признаться, об этом не вспоминал. И Хаджекыз, пожалуй, догадывался об этом — недаром же в голосе у него вместе с печалью прозвучала насмешка:

— Хорошо, хоть ты помнишь!..

— Тлишевым мы с отцом сарай строили… как же, большой сарай!

— Но теперь Бирам опять стоит под калиткой у Тлишевых и просит… Просит этого ветродуя Аслана выйти на работу! Зато у них везде висит лозунг, который придумали в Екатеринодаре. «Хлеб всему голова», — сказал дедушка.

— Это не только в Екатеринодаре! — деликатно возразил Оленин.

— «Будет хлеб — будет и песня…» — это теперь везде у них висит, — продолжал дедушка. — А что это за песня?.. Как у вас, Уильям, говорят: петь на кутние , ым?..

Хаджекыз помолчал, а когда заговорил, в голосе у него снова послышалась обычная его, словно чуть простодушная хитреца:

— А ты, мальчишка, мог бы ответить, куда много-много лет назад девался Саусруко?..

Барон понял, что это к нему, переспросил:

— Как это — куда?.. Должно, помер!

— Такие, как он, не умирают! — наставительно сказал Хаджекыз и заговорил уже мягче — Но его нет… В Адыгее нет. На всем Кавказе… Чем мы ему не компания, ыйт?.. Поглядеть какие на бричке богатыри!.. Почему бы ему на своем Тхожие не ехать рядом?.. Нет, не едет! Почему?.. Да потому, что он не может домой вернуться! А почему не может?.. Потому что он сам сказал, когда в последний раз собирался в дорогу: вернусь только тогда, когда Тхожий мой потеряет подковы!.. И тогда Тлепш первый сказал ему: «Прощай!.. Прощай, Саусруко, навсегда!..» — «Почему — навсегда?» — удивился Саусруко. «Потому что твое слово — твердое, — ответил Тлепш. — Но оно не крепче подков, которые я отковал для твоего Тхожия… Прощай!»

— И он с тех пор так и ездит? — спросил Оленин таким сердечным тоном, словно хотел поблагодарить дедушку за очередную его сказку.

— Почему мы мальчишками собирали подковы? — продолжил вместо ответа Хаджекыз. — Да потому что первым делом хотели узнать: не вернулся ли Саусруко?.. Не его ли это подкова?

— Да скоро уж так и будет, — снова начал ухмыляться Барон. — Если кто подкову на дороге найдет — знать его, Тхожиева подкова… Саусрукова! Чья еще?.. Коней-то больше нема ни у кого!.. На колбасу за границу продали. Вот эти твои два, Хаджекыз, пошли им Аллах здоровья, подохнут…

— Ы-ыйт! Глаза твои — соль, ж… твоя — железо, как говорят… — укорил огорченный дедушка. — Ничего ты, Анзор, не понял!.. Я только хотел спросить: долго бы не было человека, который пообещал бы вернуться тут же, как раскуется его лошадь?.. В наше время. Далеко бы он от своего аула отъехал?.. А Урусбий Юсуфоков так и остался Тлепшем: можете вы это понять, негодные городские мальчишки, от которых пахнет бензином, а не лошадкой?..

— Бездельники! — напомнил я. — Которые хотят зарабатывать хлеб потом, а не кровью!

— Уже и по́том не хотят, — печально сказал Хаджекыз.

Скорее всего, что это ясный солнечный день брал свое: голос дедушки у меня за спиной звучал все умиротвореннее. А когда он после очередной своей истории, словно отдыхая, помалкивал, слышно было, как очень тихонько, почти про себя, принимается напевать без слов Вильям Викторович — будто всякий раз пробует поймать один и тот же ускользающий пока от него мотив… Было в нем что-то очень знакомое, я в очередной раз прислушался и невольно обернулся к Оленину.

— Прицепилась с утра, — будто оправдываясь, заговорил Оленин. — Как это случается, не могу отвязаться… Но и вспомнить не могу: что за песня?.. Где я ее…

— Ыйт! — отозвался я тоном Хаджекыза. — Мы тут думаем, что Вильям Викторович адыгейский фольклор успешно осваивает…

— Адыгейская песня? — удивился Оленин.

— Да, Тагангаш пела, соседка наша, вы помните?

— Ах, вот оно что! — обрадовался Вильям. — А что за слова у этой песни?

— Адыиф, — сказал я. — Это по имени девушки: «Адыиф». Так песня называется.

— Парень… джигит!.. Невесту украл, — начал пересказывать песню дедушка. — Скакал с нею через лес, но тут на тропинку лесной петух выскочил…

— Фазан, — подсказал я.

— Да, фазан… Конь испугался, шарахнулся в сторону, и парень выронил девушку. Она упала и убилась — это он уже над ней поет: что же мне теперь делать?.. Как мне быть? Схоронить тебя здесь — лесные звери тебя съедят. Привезти в свой аул — там меня засмеют. Отвезти тебя домой — твои братья горячи… Что же мне делать?