Кузнец медленно оглядел всех, как бы давая каждому время подумать, но оставляя все-таки за собой право на последнее слово.
— Да потому, что если бы Тлепш нашел край света, он непременно вернулся и рассказал бы о нем, — почти торжественно сказал Урусбий. — Ведь за тем он и ходил!.. Но мы пока ничего об этом не знаем… Что ж, что летают теперь не только самолеты, но уже и спутники, а любой школьник теперь знает, что земля круглая… Но он пошел искать не край земли, иначе бы он давно уже вернулся — пошел искать край света . Где он?.. Люди пока не знают! А это значит, что Тлепш все идет и идет: недаром же чувяки у него железные, а посох стальной!.. И люди видели его не только на Кавказе или в Крыму… Его встречали в Турции и в Ливане…
— В Иордании! — подсказал дедушка Хаджекыз. — В Сирии, в Египте. И в Ираке тоже.
— Везде, где есть теперь наши! — подтвердил Урусбий. — Потому что чужие могут ведь его не узнать… мало ли? Идет себе человек в железных чувяках и со стальным посохом. Идет и идет… Мало ли теперь на белом свете развелось чудаков?.. И только наши знают, что это — Тлепш…
— В тридцати шести странах! — с неожиданной твердостью сказал вдруг старший Юсуфоков. — В том числе и в Палестине… Около святых мест особенно много наших.
— Брат прав — согласился Урусбий, и в голосе у него я чуть ли не впервые уловил не только радость, но как бы даже и гордость за Юсуфокова-старшего. — И там особенно часто видят Тлепша, да… Потому что где же, если не в святых местах и можно узнать всю правду о том, где край белого света и когда наступит конец его?
— Скоро наступит, скоро, — пообещал дедушка Хаджекыз. — Если так жить будем. Когда это было видано, чтобы в мирное время, как партизаны, сидеть под мостом, а потом ударить сзади палкой по голове…
Все примолкли, все глядели на меня выжидательно, даже почему-то Оленин. И я вдруг понял, что настал мой черед что-то сказать о причине моего печального сегодняшнего положения.
— Мелочи! — беззаботно сказал я. — Голова уже совсем не болит. А нога — что нога?.. Заживет, как на собаке!
— Это, и правда, хорошо, что эту штуку из гипса надели тебе на ногу, а не на голову!
Оленин опять вернулся к предположению, которое высказывал в ауле:
— Может в самом деле кого-то из своих поджидали?.. И потом: день зарплаты…
Я снова возразил:
— Да не строители это!
— Докажи нам! — охотно предложил дедушка. — Если не они, тогда — кто ударил?
— Дай мне подумать, тэтэж!.. Докажу.
Но странное дело: думать над всем тем, что связано было с моим теперешним положением, мне вовсе не хотелось! Может, это был способ самозащиты после пережитого потрясения?..
Что там ни говори, а получить палкой по кумполу и очнуться под мостом со сломанной ногой, ползти потом по крутому берегу Хашхоны на дорогу…
Чего мне пока думать?.. Остался жив и в общем-то почти невредим… А после: «Потерпите, больной!.. Можете потерпеть?»
Я бы и сутки терпел, и вторые, и третьи — лишь бы Суанда все стояла надо мной и таким же прерывающимся от нежности и тревоги голоском все спрашивала: мол, потерпите?..
И не такое бы терпел… Но к вечеру мне стало заметно хуже. Может быть, сказался этот переезд на телеге, а, может, и там, в больнице, боль сделалась бы такой же почти невыносимой. Мне показалось, впервые я понял смысл выражения: тянуть жилы .
Кто-то невидимый проникал в ткань под голень, перебирал сухожилия — так же бесцеремонно, как мы детишками делали это с отрезанными лапками гуся либо индюшки — и начинал подергивать и потягивать…
К вечеру я сделал открытие: когда тихонько постанываешь, становится легче… Но только я решил этим открытием воспользоваться, и тихонько, пока никого не осталось в комнате, постонать, как Роза втолкнула в дверь моих племянников, которые до этого пропадали на улице и лишь теперь, чуть ли не с помощью подзатыльников, пришли дяде посочувствовать, но главное, конечно же, — поучиться тому, как надо переносить боль…
И мне пришлось шутить с ними и делать по очереди козу — до тех пор, пока у входа не раздался наконец какой-то странный, похожий больше на дребезжанье, звон нашего лемеха.
— Чего это ты халтуришь? — спросил я Пацана, когда он вошел. — Не можешь стукнуть как следует?
— Ты уже глядел на эту штуку, которую испекла твоя мать Кызыу? — спросил меня Пацан.
— Притащи поглядеть! — попросил я.
Калаубат пошел на кухню и вернулся в сопровождении Кызыу. Мама несла большое блюдо, на котором лежал круглый, из цельного теста пирог с острыми, как у пятиконечной звезды, концами — правда, концов было раз в пять больше. Посредине пирога была дырка — в нее проденут потом ремень, на котором подвесят цельдао над столом. Те из молодых мужчин, кто решится принять участие в этом непростом соревновании, сядут в кружок, а ведущий с силой качнет цельдао: налетай!..
Читать дальше