Разве можно и в самом деле забывать один из самых старых и самых главных адыгских обычаев?!
Когда ты ранен — на охоте либо в бою — или серьезно болен, самое печальное дело — остаться со своею болью один на один, самое страшное — ощутить в такое время, что ты не нужен никому на земле. Кроме нее, кроме боли.
Когда тебе даже мимоходом говорят: «Сэт, беру твою боль!» — тебе уже становится не так одиноко…
А что, если в дом к тебе, в комнату, где лежишь, вваливается целая компания, которая с этой-то целью и пришла: отбить тебя у боли, отнять у нее и больше не отдавать ей — ни днем, ни ночью.
— Послушай-ка, парень! — насмешливо и громко сказал Хаджекыз, когда вошел в палату, где среди таких же бедолаг с лубком на ноге либо на руке лежал Сэт. — Надеюсь, ты уже поблагодарил Аллаха за то, что так легко отделался?.. Ударили по голове, а сломали ногу — не повезло ли тебе?.. Уж это лучше того, если бы саданули по ноге, а голова отлетела — разве я не прав, ым?..
Хаджекыз глядел на Сэта, но видел он меня, ей!..
Потому что это мне пришлось побывать в больнице тем летом, когда разрушение аулов и уничтожение всего, что их окружало, которое тогда почему-то громко называлось строительством , вплотную подошло и к нашему Гатлукаю, и со мною тогда случилось то, что случилось в повествовании с Сэтом, и это для меня дедушка Хаджекыз устраивал чапщ … Ей, тэтэж!
Как часто я вспоминаю теперь все то, что испорченный городом, как и любимый обоими нами Сэт , считал в тебе мальчишеством… Валлахи!
Пусть и я останусь до конца дней таким же мальчишкой, каким оставался ты, дедушка!
Пошли мне, Аллах, такую судьбу — вели вслед за дедом моим — аульским джегуако — хранить обычаи предков, благодарить земляков своих за добро и смеяться над злом…
И ты помоги мне, тэтэж!..
Не уходи! — кричу.
Не уходи, дедушка Хаджекыз!
— Ты чего разоряешься, дед? — приподнялся на койке русский парень, попавший сюда видимо, со стройки. — В больнице мертвый час, а ты даешь на полную громкость!
— Потому и даю , что в больнице не должно быть мертвого часа ! — сказал Хаджекыз. — Мертвый час может быть на кладбище, а здесь — здесь все должно быть только живое: каждый час, каждая минута… Или я что-то не так сказал?
— Так-то оно так, дед!
И парень повыше положил подушку, привалился к ней спиной: решил, что спать он будет потом, а пока посмотрит, что будет дальше.
А было вот что.
— Как?! — удивился дедушка Хаджекыз, когда увидел, что я остался в том же положении. — Ты еще не собрался?.. Или тебе не известна история о достойном юноше, который получил в бою смертельную рану?.. Его воспитывал аталык [40] Учитель, который забирал маленького мальчика из дома и возвращал его родителям уже юношей.
, и он еще никогда не видел отца, но перед смертью захотел его увидеть… Отцу передали, он прискакал, и когда сын услышал возле кунацкой разговор, он попросил своих товарищей поднять его с постели и встретил своего отца стоя — как и полагается молодому адыгу, если это настоящий адыг!
Русский парень одобрительно покачал головой:
— Даешь, дед!
Дедушка Хаджекыз слегка приподнял свою палку и ткнул в меня пальцем:
— Слышишь, ыйт?.. Отец молодого наездника сел и принялся глядеть на своего сына, но вскоре приподнялся и горько сказал: я не насмотрелся на моего мальчика, валлахи!.. Но я уже вижу, что это настоящий джигит, и он не сможет опуститься на кровать, пока я в доме!.. Пусть мой сын приляжет — я ухожу… Ты никогда, мальчишка, не слышал этой истории?..
Палата была большая, и все наши ходячие давно уже сидели на своих койках, а теперь начали привставать: с такой насмешкой поглядывал на них дедушка, пока рассказывал свой хабар.
Русский парень кивнул на стойку, которая поддерживала на весу мою загипсованную ногу, сказал уже куда уважительней:
— Видишь, дедушка, — он на привязи?
— Для настоящего джигита и стальная цепь — не привязь! — как будто всех сразу укорил тэтэж.
Провожала меня вся палата: два «самолетчика», у которых предплечье в гипсе было вровень с плечом, с двух сторон поддерживали меня здоровой рукой, а позади тянулись хромые — несли кто что: полиэтиленовый пакет с электробритвой да с мыльницей, сложенные стопкой рубахи да майки, книжки, а также большую подушку, которую мать передала мне из дома.
Когда я уже из последних сил подтянулся на высокую грядку дедушкиной брички, а вся эта инвалидная команда сообща забросила на нее наконец мою гипсовую ногу, на пороге больницы появилась Суанда, в белом халате и в белом чепчике. Всплеснула руками и быстро сбежала вниз, остановилась перед дедушкой Хаджекызом, который еще стоял рядом с бричкой и разбирал вожжи.
Читать дальше