Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

Тогда я еще не очень во всем этом разбирался. С удивлением спросил:

— Вы?!

— Ну, конечно же, Петр Оленин, да… Петр Викторов , как раньше говорили, Оленин .

— А Вильям?..

— Дань моде… кличка… Дело не в этом, ладно: вернемся, Сэт, к моей просьбе. Эту хрестоматию к правилам этикета… к кодексу чести, должен делать очень добрый, очень хороший и честный человек. Оставайся таким…

— Я бы перебил вас, — забормотал я. — Не думал, что все это — обо мне…

— Ты послушай меня, послушай! — приказал он. — Все мы — заложники своего времени. Заговор против России меняет формы, но суть его на протяжении сотни лет — одна и та же. Каждого из нас хотят превратить в разменную монету. И каждый, кто забудет о нравственном законе в себе, этой монетой станет… кто забудет о том, что есть Господь Бог… От каждого из нас только и ждут, чтобы он стал отступником… подлецом, убийцею, спекулянтом, лжецом… Сколько на это работают, мальчик!.. Чтобы мы стали отступниками. И цель всяк живущего — не поддаться. Не изменить себе. Имея ввиду, что создан ты по образу и подобию . То есть, не изменить Господу, который для всех — един… Какие звезды над нами, Сэт!

…Потом, уже через много лет, когда нам удавались эти короткие свидания с Олениным, я все хотел спросить у своего учителя: как самому ему это удалось — сперва в тюрьме, после — в лагере?..

Не изменить Создателю.

И только много спустя я узнал, что Петр — это значит твердый как камень.

Майкоп красив во все времена года… Что там говорить о весне, когда улицы его, будто снегом, заметены облетевшим яблоневым цветом — молочно-белым, либо абрикосовым — избела-розовым… Но такое чудо, какое увидел я нынче, может случиться, конечно же, только осенью.

К вечеру вдруг похолодало. Поднялся ветер, задул сильней и сильней, гулко раз и другой ударил, закружил, все смешал, потянул ровно и сильно, и вот над улицами, над малыми постройками и большими домами густо понеслись сорванные листья, а в небе над ними закувыркались, замельтешили, рванулись туда сюда стаи птиц.

Я невольно остановился посреди двора в центре города, стянул под горлом края воротника, глянул вверх, и на моих глазах ветер захватил стаю воронов, сбил ее в кучу, швырнул вниз, и вороны свалились на асфальт, сложили крылья, потеряли цвет и уменьшились, и вот уже замерли в углу обыкновенным ворохом серых листьев.

С удивлением я глядел на это превращение…

Но главное было впереди.

Не успел я осмыслить, что произошло, как новый порыв ветра шевельнул листья, подхватил, пустил по кругу вверх, качнул в сторону, и вот уже не они, а стая сизых голубей косо пронеслась над шиферной крышей и стала стремительно набирать высоту…

На всем Кавказе давно победили «ястребы», в ярости делят власть, а тут как будто сама природа без устали обращает ждущих падали черных воронов в мирных голубей, которым достанет и хлебных крошек на детской ладони, и на аульском току — зерна…

Где вы еще такое увидите?

Только у нас, у адыгейцев. Только в Майкопе.

Ночью светила полная луна, заглядывала в окно, и я перестал от нее отворачиваться, остановил глаза на размытой фигурке мальчика-пастушка…

Много-много веков назад, а, может, и много тысяч лет тому он пас в горах овец, но злые разбойники отняли их у него, а самого его бросили в расщелину. И мальчик лежал там и в тоске неотрывно глядел на луну, на которой тогда еще не было пятен — это ведь лежащий в глубокой расщелине пастушок на ее поверхности потом и отпечатался.

Можно, конечно, предположить, что сначала пятно это было очень бледное, его едва удавалось различить. Но, к великому сожалению, в мире не прибывало добра, а зло постоянно увеличивалось, и каждый очередной мальчик, оказавшийся в положении бедного пастушка, всякий несчастный человек, с печалью глядящий на луну, как бы подновляли и закрепляли очертания первого маленького страдальца…

Не бойтесь поэтому луны, мальчики, глядите на нее открыто, добрые люди: дайте ей всех вас запомнить, а когда пятно станет совсем отчетливым, мы хорошо увидим как бы общий наш портрет — всех, кто тут, на земле, плакал и мучился, различим лик страдания .

Вот также он лежал тогда в ауле со сломанной ногой, Сэт, когда Хаджекыз, чтобы поддержать их обоих, его и Оленина, решил устроить настоящий чапщ …