Юй Хуа - Месяц туманов

После этого жизнь потекла так же неспешно, как и прежде. Живой Будда тоже целиком обратился к учению, в отсутствие Самгтана он начал лучше понимать науки. И их общение с геше с каждым днём становилось более дружеским. Незаметно пролетела пора цветения, цветы стали опадать снежными хлопьями. Снег занёс эти золотистые поля — как тут могло возникнуть малейшее ощущение увядания!

Между монастырём и тем городом, где жил Самгтан, не было почтового сообщения. Но оттуда всегда кто-то приносил вести. Так стало известно, что сейчас Самгтан работает над чудесным языком транскрипции всех существующих в мире письменных знаков. Ещё поговаривали, что сейчас он занят написанием собственной книги, посвящённой буддийской философии «внутреннего учения» и трудам лам. Это, конечно, противоречило воле геше. И эта рождающаяся книга занимала теперь все мысли геше. Он размышлял: мне бы и самому не мешало написать подобную работу. Но его окружали многочисленные ученики. Даже во взгляде Живого Будды появились проблески, возникло некоторое понимание. И геше ничего не оставалось, кроме как наставлять его и дальше в декламации сутр из Канона.

Вскоре после того как опали цветы, пошёл настоящий снег, но тончайший цветочный аромат всё ещё разливался в воздухе. Ученики нараспев читали сутры, и сквозь мерный гул их голосов можно было различить какое-то слабое жужжание в воздухе, причём иногда оно заглушало декламацию учеников.

Ученики стали поднимать головы, пытаясь уловить источник этих приятных звуков. Обводили взглядом фрески с изображениями сладкогласных небожительниц. И только один геше приметил пчелу, залетевшую под опущенный занавес. На самом деле всем прекрасно знаком этот звук. Но это была особенная пчела. Она выросла на лугах, жила в земляном улье среди ячменя. Нынче же она не успела до снега вернуться к себе в улей, вот и летала здесь, что-то напевая.

У геше нечаянно вырвался сладкий вздох:

— До чего хорошо!

Ученики за ним восхищённо повторили в один голос:

— До чего хорошо!

Сверху через окно проникли солнечные лучи, озарив все лица. В их сиянии было видно, как в воздухе летает снег. Геше сел на обитое жёлтым атласом место наставника, прикрыл глаза, и ему показалась, что нет ничего удивительного в радужном свечении над макушкой Живого Будды.

Внезапно что-то оглушительно прогремело, и перед ним открылось небо.

Геше показалось, что крепкая задняя стена главного храма вдруг исчезла, а одежды испарились с тела, словно вода. Он весь оказался среди летящего снега, ароматные снежинки окутали его, проникли внутрь. А пчёлы летали и кружились, и из этих звуков словно по волшебству возникал лотосовый трон, на который он легко взошёл.

Целую зиму геше провёл в безмолвии и уединении. А весной, когда он вновь предстал перед всеми, это был уже совсем другой человек: лоб как будто стал выше и белее и в центре темени появилось некая выпуклость, похожая на рог, излучающая неземное сияние. Геше преобразился не только внешне, но и внутренне. Ему больше не хотелось давать всем назидания, как нужно философствовать о Каноне, более того, он стал мягче с учениками.

Живой Будда сказал:

— Прежде ваши речи, геше, были длинны и многословны.

На что геше проговорил:

— Мне явился Самгтан.

— Разве он хочет возвратиться?

Живой Будда заметил, что упоминание о Самгтане расстраивает его — то ли из-за того, что тот оставил монастырь, или то ли из-за его докторской степени. И перед его внутренним взором возникали картины из прошлого. Перед ним предстала компания одноклассников, выбравшихся отдохнуть на природе. Он подумал: вдруг эти белые лошади действительно спустились с небес? Такие белоснежные, лёгкие и изящные! Сразу ясно, что эти существа не принадлежат бренному миру. В ту пору они с товарищем ещё и помыслить ни о чём таком не могли, просто поддались своей юношеской удали и открытости сердца, вскочили на лошадей и унеслись в сторону синего, словно сапфир, озера. Водная гладь казалась тогда такой спокойной и умиротворённо голубой, будто в неё окунулось само небо. И двое юношей тогда возликовали.

Живой Будда обратился ко мне со словами:

— Я и сейчас слышу, как я тогда ликовал от радости, и Самгтан тоже.

Всякий день Живой Будда приходил меня проведывать, заботливо приносил мне жбан молока. Живой Будда протягивал мне его и смотрел, как я большими глотками осушаю молоко. Допив, я делал выдох прямо в отверстие сосуда, и оттуда доносилось эхо, словно из тысячи вселенных. После чего Живой Будда вопрошал: