Ринат Валиуллин - Безумие белых ночей

— Ненавижу ветер.

— Даже перемен?

— Особенно перемен.

— А как фильм называется?

— Не грустите, девушка! Кругом лето.

Мы доехали до центра, бросили машину одну, сами пошли гулять, не имея какой-то определенной цели.

— Какое красивое здание, что-то я его раньше не замечала, — задрала голову вверх Шила.

— Театр кукол, — проходили мы сквозь толпу людей, что мирно болтали и курили у дверей.

— Тогда понятно, почему не замечала.

— Видимо, первое отделение закончилось, антракт. Может, зайдем?

— Я с детства не люблю кукольные мультфильмы. К тому же у нас нет билетов.

— Надо бороться с детскими комплексами. Пошли, мы всегда так ходили раньше.

— А я не ходила, училась как проклятая. Хотя не могу сказать, что это было неинтересно.

— Филологическая дева. Ты такая умная! Наверное, хорошо училась?

— Да, на собственных ошибках.

— Ну, так мы идем, — взял Марс за плечи Шилу и потянул к входу, который уже потихоньку засасывал зрителей.

— Я не люблю авантюры, — все еще препиралась Шила, хотя ей очень хотелось совершить какое-нибудь крошечное преступление, за которое не посадят, даже не поставят в угол.

— Просто ты не пробовала.

— Верно, вдруг понравится.

— Даже не сомневаюсь. С преступлениями — как с чувствами: они сильнее нас, от этого страшно интересно.

Места были далеки от сцены, когда свет начал садиться, мы перебежали в первый ряд, где я давно уже заприметил пару свободных мест. Зрители в театре — словно яйца в одной безразмерной бархатной подложке. Яйца в театре вылуплялись дважды, в антракт и по окончании. В этот момент рождалась публика, она начинала щебетать и хлопать крыльями, словно пыталась взлететь.

Главная героиня, как и подобает главной, влюблена безответно. Полные эмоций глаза и пронзительно добрый голос. По ее искренней улыбке было видно, что она отчаянно ищет позитива при полном крушении надежд. Она общалась с близким другом, настолько близким, что о сексе не возникало даже и мысли, ему она была готова выложить всю свою жизнь. Потому что тот был женат, а, значит, не опасен.

В антракте мы ели мороженое.

— Что нас может объединять? Мы такие разные.

— Главное у нас общее.

— Что именно?

— Закрой глаза — скажу.

— Ну, закрыла.

— Теперь открой рот.

Я положил Шиле за губы полную ложку мороженого:

— Догадалась?

— Мы оба любим шоколадное мороженое, — заулыбалась Шила, растворяя во рту прохладное блаженство.

— Как тебе спектакль?

— Модель идеальной женщины.

— Да. Сильная женщина; глядя на таких, не хочется ставить на себе крест, — смотрела, как тает мороженое, Шила. Потом ложкой подбирала разводы.

— Любить — как это сложно, когда уже обломали.

— После такого быть любимой уже расцениваешь как большую удачу. А влюбиться, как эта девушка, и подавно.

— Знаешь, есть такой психотерапевтический трюк, когда одну привязанность заменяют другой, ну, к примеру, наркоманов подсаживают на чай или йогу. Он так же остается в плену зависимости, но уже другой.

— Или другого, как в этом спектакле, — поняла меня с полуслова Шила. — По-твоему, наркотики, алкоголь, табак — это просто способ избавиться от своей независимости? — вытерла салфеткой шоколадные следы с губ Шила.

— Ну да. То есть наркотики, алкоголь, табак — это просто способ избавиться от своей независимости? — вытерла салфеткой шоколадные следы с губ Шила.

— Или замужество, тоже своего рода привязанность или начальная стадия зависимости. В общем, привязанность — это такой поводок, который в лучшем случае привязан к конуре, в худшем — к столбу.

— Я не говорю о бытовой. Ты не понимаешь, что такое настоящая привязанность. Если раньше я пила из его рук при каждом прикосновении, то теперь бухаю из них и не могу остановиться.

— Значит, у вас уже отношения?

— Несомненно, у нас с тобой отношения. Я пытаюсь строить, а получается только городить.

— Да погоди ты строить отношения, для начала надо разрушить устои.

— Мне не хочется ничего разрушать. Любить хочу, как в последний раз.

— А мне бы хотелось, как в первый.

— Ты понимаешь что-нибудь своим женским сердцем?

— Неа.

— Я тоже, — посмотрел я на соседку справа, бабушку лет семидесяти, которая впитывала внимательно каждую реплику губкой своих милых морщин. На коленях у нее лежала программка. Я стал изучать скрупулезно бумажку, пытаясь разобрать буквы. Бабуля посмотрела на меня, потом поправила юбку. Я попросил у нее буклет одним кивком головы.