Ринат Валиуллин - Безумие белых ночей

— Хорошая толстая книга.

— Почему толстая?

— Ее еще можно использовать как подставку для чайника.

— А, теперь я поняла, кто пролил кофе на мою книгу.

— Я только добавил интриги в скучный сюжет.

— Сюжет классический. Ты почитал бы сначала.

— Хорошо, я понял, сегодня после работы заеду в магазин, возьму классика.

— С какой-нибудь хорошенькой ученицей? — остановила я машину.

— Разве какая-нибудь меня устроит? — поцеловал Артур меня. «Вечно нацепит эту дурацкую прощальную улыбку. Откуда она у него?» — и вышел. На улице скучно моросило. Шила стояла на аварийке, пока тело мужа не поглотила суета города.

Понедельник — как Эверест: никогда не знаешь, когда закончится восхождение, то ли во вторник, то ли только в субботу. На подъезде к колледжу я уже думала о парковке, о чем я еще могла думать. Найти свое место в жизни было очень важно хотя бы на день.

Она вышла к доске и смолкла, даже внешность ее, что недавно только кричала, тоже заткнулась. В каждом молчании есть доля мужества. Однако пауза затянулась, и надо было что-то предпринимать. Я уронил ручку. Саманта, так звали ученицу, вздрогнула, будто проснулась, и начала рассказывать тему. «Некоторым нужна отмашка, чтобы начать». Вспомнил я почему-то пощечину, которую мне влепила Шила, когда я впервые назвал ее дурой. Невольно потрогал свою щеку, словно та все еще горела и о нее можно было погреться после жаркой оплеухи.

— Ты что? Больно же.

— Ты тоже почувствовал эту боль? С некоторыми необходимо быть жестче. Иначе они на шею сядут. И куда потом ты будешь меня целовать?

— Я найду место для парковки своих губ, не волнуйся, — все еще потирал я щеку.

Именно после этого и началось, все пошло наперекосяк не только дома, но и на работе.

Бортовые самописцы фиксировали последние минуты жизни из биографии дровосека. Артур беспомощно лупил топором дверь, выбивая из себя Раскольникова. Он писал книгу о своем славном творчестве, он крутил круглое колесико радио, проезжая курсором города, выдавленные за стеклом приемника, словно они проплывали за окном. В каждом городе своя музыка, своя цитата для своего сникерса с арахисом. Все это было похоже на какую-то компьютерную игру, где все хотят выиграть, если не получилось в жизни.

Дни шли на цыпочках, то забирая меня целиком и полностью, то, чураясь меня, с желанием пролететь по-быстрому. Будто увидели в толпе знакомое лицо, но сделали вид, что не заметили. Впрочем, я их тоже часто не замечал. То вовсе останавливаясь на обочине в ожидании своего номера автобуса. Чтобы заступить на вахту вовремя в свой назначенный день, чтобы наступить на всех, простоять двадцать четыре часа и удалиться. Вопрос счастья — вот что заводило меня и большинство людей в тупик. Не тупить означало быть счастливым.

Шила приблизила ко мне лицо и стала громко принюхиваться:

— Вы кто?

— Я кот.

— Вы уверены?

— Нет, но собаки лают.

— А ты умеешь лаять? — положилась она на меня. Голова ее устроилась на моей груди.

— Нет. Я же кот. Могу только кричать по ночам.

— А по утрам?

— Только слушать, — взял я выбившийся из головы Шилы локон светлых волос и стал щекотать им ее же ухо. — Твои пряди, как сплетни.

— Почему как сплетни?

— Что-то в них есть привлекательное.

— Ага, щекотно. Почему люди любят сплетни? — поймала она мою руку, которая ее щекотала в свою ладонь.

— Комменты всегда были интереснее, чем сама тема.

— А что там в комментариях?

— Сегодня вернусь позже, собирались встретиться с Марсом в баре.

— Смотри не напейся.

— А смысл тогда пить?

— Сегодня наши, что ли, играют? — Я не была фанаткой футбола, но часто, когда спорила с Артуром по пустякам, довольствовалась ничьей. Берегла силы для действительно важных игр…

— Перестань меня целовать.

— Извини, больше некого.

— Я же сказала, что не против, чтобы ты сходил в бар.

— Не надо на меня вешать свои поцелуи, сдай в гардероб.

— Номерков нет. Как хочешь, так и умирай, — откинул я на подушку голову.

— Яблоко от яблони недалеко падает.

— А персики не ждут, их срывают прямо с веток.

— Были персики, пока их срывали, а теперь это груши. Любишь груши?

— Главное, чтобы малышу понравилось. И хватит тебе уже прибеднять свою красоту, — чмокнули мои губы ее сосок.

— Только после того, как ты станешь честным.

— Я все время собираюсь. Бывает, только захочешь начать жить честно. А тут бац — красивая девушка.