Ринат Валиуллин - Безумие белых ночей

Я поужинал и молча сидел перед Шилой за кухонным столом. Это и был мой десерт. А я? Сейчас я был той самой чашкой кофе, в которой не хватало сахара. Я чувствовал, что кофе Шила больше не хотела. «Но почему?» — бежал я снова и снова из дому на работу уже без дежурного. «Ты куда?»

«Куда я? Я к тебе. Попробую подойти с другой стороны, если она существует».

Я строил свой колодец, выкладывая кольцо за кольцом дыма, стоя рядом с машиной. Пятница как ни старалась, всегда приходила к финишу шестой, иногда и вовсе седьмой, за шестое место ничего не давали, но зато поили до отказа красным. В пятницу хорошо выпить с друзьями, а иногда даже и без друзей, чтобы появились новые. «Поздновато, — посмотрел я на часы. И сам же себе ответил: — Никогда не поздно напиться в пятницу». Долго не знал, куда деть бычок, потом, оглядевшись по сторонам, что никто за мной не следит, бросил бычок к бордюру. Сел в машину, завел ее и двинулся в ночь. Гемоглобин в клетке, как дикая голодная обезьяна, просящая адреналина. Я дал ей, нажав на газ. Та поскакала по лианам моих жил, цепляясь своими длинными лапами за мои артерии, словно звонарь, дергающий за нити церковной звонницы. «Какая же ты обезьяна!» — услышал я вдруг голос матери двадцатилетней давности.

— Человекообразная, — ответил я ей вслух, как и всякий раз отвечал когда-то на это. Мама улыбалась и прощала.

Дороги были пуще прежнего, все растворились по дачам. Летом от дорог пахло дачами, от женщин — любовью, как от прекрасных изголодавшихся самок. Для мужчины важно иметь нюх и нос, чтобы остановить течь. Шила. От нее тоже несло любовью за километр, а я уже не слышал. Я слушал Дорз. Я захлопнул за собой эти двери, оставив ключ любимой жене.

20.20. Артур все еще не появился. Шила не стала ему звонить. «Сначала расталкиваешь локтями тех, кто мешает, затем кусаешь локти, что не с тем связалась, и только для того, чтобы все было с чувством, а не закончилось дружбой и чувством локтя. Выйти замуж — все равно что выйти из себя, из своей скорлупы и поселиться в другой, с видом на Фаберже. Но ведь хочется жить в комнате смеха, а не у стены плача».

За окном авто пронеслось несколько улиц, несколько перекрестков, голове по-прежнему махали шашками кровожадные мысли, всему виной музыка: по радио гремел «Танец с саблями», именно она снабдила нейроны оружием. Музыка меняет кристаллическую решетку души, заставляя переходить из одного состояния в другое: из воды в лед, изо льда в пар, из пара в облако и лететь. Если только что хотелось рвать и метать, то стоило мне переключить канал, как вояки побросали оружие и разбрелись по домам, делать детей: играла песня The Lost Children от Майкла Джексона.

21.35. Кофе пить было не с кем, и она налила себе красного. О чем она думала, о многом, чего не случилось еще в ее новенькой жизни, о малом, что уже произошло и сложено в папку «Опыт», «нельзя сказать, что разочарования. Опыт — его не зальешь», — закупорила она красное, сунула в холодильник, выключила свет на кухне по дороге в спальню, легла на кровать и сложила себя в документ по имени «Сон».

Скоро Артур припарковал авто вблизи одного паба, долго смотрел на людей, что курили у входа. Их веселые смеющиеся тела были наполнены пивом и дымом. Артур представил рассвет над темной рекой, когда легкий туман парит над водой. Здесь затуманенные легкие парились над выпитым пивом, они выжимали из себя смех. Артуру почему-то не было весело, тем более ему не хотелось таких собутыльников, пусть даже на вечер. «У нас с ними ничего общего, по крайней мере сегодня». Он постоял еще немного и медленно тронулся… теперь уже однозначно в сторону дома. По пути набрал жену.

— Какое прекрасное утро, ты не находишь? — спросила Шила мужа, слыша, как его тело нехотя освобождает кровать.

— Не нахожу. Никак не могу найти второй носок, — согнулся он, заглядывая под кровать. — Я же обещал тебе сделать с утра завтрак.

— Надеюсь, он не является ингредиентом, — потянулась в простынях Шила. — Вставать в субботу утром никогда не было легким предприятием, скорее, обществом ограниченных в правах акционеров, которое хотелось послать на три буквы.

— Не усложняй, — дотянулся он до радиоприемника. Наконец откопал его, кусок трикотажа, отряхнул от пыли и натянул на ногу.

— Какое прекрасное утро, не правда ли? — спросил диджей своих радиослушателей.

— Неправда, — не договариваясь, ответили они вслух в два голоса. Шила, закинув глаза в потолок, откинулась на кровать. Он за ней. И тут же они обнялись и оба разрыдались смехом.